* * *
Ю.
Через год Измайловский парк – не тот.
Он обнесён и перерезан невидимыми стенами,
похож на лес, окружённый гулом автострады.
Лес и сам
гулок и пуст,
манит в сердцевину по своим оврагам и возвышенностям,
кружит голову,
поворачивается незнакомыми сторонами.
Люди жгут костры, и в конце каждой аллеи –
ты в джинсовом костюме,
вернее, твоя медленно удаляющаяся спина.
Деревья теперь не растут из земли, а стоят
на корневых комьях в металлической сетке,
на больших шарах земли.
Всюду пепелища. Гарцует конная полиция,
девушка и юноша на гнедых лошадках,
каждый смотрит из-под руки, держа другой поводья.
На месте срубленного в прошлом году старого дерева
маленькое поле тёмно-розового львиного зева.
Вот они, деревья, которым я давала имена прошлым летом,
сбежались, окружили, гладят шёлковой листвой,
шепчут слова приветствия.
Солнце над теннисным кортом, гул замолкает.
На выходе из парка новый светофор, а бистро,
в котором мы часто грелись,
превратилось в большое круглосуточное кафе.
«Что-то всё же становится лучше», – говорит
ставшая взрослой девятилетняя дочка,
наслаждаясь после прогулки ужином.