Птице Рухх перекусывать по дороге
надо много-много птенцов альбатросов,
надо просто много птенцов фрегатов,
надо много толстых акульих спинок
и немало жирных кабаньих ляжек.
На спине у неё восседает дядька,
дядьку съела бы тоже, но он, зараза,
спас её детёныша, обормота,
и когда разбивали яйцо-гиганта
мореходы глупые, в зоб им дышло,
он другое яйцо откатил в пещеру,
и выхаживал дитятко злобной птицы,
не притронувшись к мясу его собрата.
Мореходов она забросала слёту
валунами огромными, всяк прицельно,
и в кровавое месиво обратила
обалдуев-обжор, что набили брюхо
раритетным мясом её дитяти.
А теперь доставить Синдбада надо
в чужедальние дали, аж за три моря,
всякий долг платежом, как известно, красен,
а в долгу ей быть — не с крыла, уж дудки,
ещё будучи птенчиком желторотым,
сберегала честь она Птице-Рухх'ю,
и с тех пор никому не должна ни крошки.
И последний кусок, что с бедра отсёк он
своего, когда вся иссякла пища,
а её терзал люто-злостный голод —
отрыгнёт она, стал быть, честь по чести,
возвратит мореходу ошмёток плоти,
прирастёт он на место, как прежде было,
не оставив на ней ни рубца, ни шрама.
Ах, как сладостен был тот кусочек плоти!
Но всё это — после.
Она — в полёте.
18 июня 2020