эй, Мэри Джейн,
злой будильник
разрывается воплем
— уже утро, почти восемь,
мы уснули нечаянно.
недопитое вино,
и яркий Marvel сменился на Готэм.
кончилось кино.
и под окнами
снова
грохочут трамваи.
новый день заливает
просроченной
краской квартиру.
одевая тебя вместо белья
в цвет ванили и молока
— я опять вляпался кляксой
на чью-то чужую картину,
а ты по-прежнему с кем-то,
но всё равно
почему-то одна.
твои руки тянутся ото сна
ко мне цепкой лианой,
шею обвивая и не позволяя
глотнуть кислород.
крюк в потолок — и повешен
буду я твоим взглядом,
стоп/снято
и он в последний раз
меня пулей
убьет.
я ну губах твоих
на прощание цежу сладкий мёд,
впиваюсь в них жадно,
будто иглами хоботка комара
— мне не важно, сколько пчёл до меня
здесь прервало полёт,
и скольким из них ты уютным ульем
себя раздала.
не знаю я,
как и зачем ты в глаза ему врёшь ,
рассуждаешь о Боге/тревогах
о Кришне и Ницше,
но я знаю, что это не первый
/и точно не последний/ нож,
который раба твоего
со спины
лишает жизни.
ведь ещё будут дни и ночи
нестись водой быстротечной,
и ты, как и прежде,
будешь влюбляться в каждого,
кто поделит на куски,
подобно Посполитой Речи,
тело
/что не сад уже,
а возделанная
крестьянами пашня/
той кошки, что вечно гуляет
под стенами ливней
брошенная всем миром,
будто на полотнах Фриды Кало,
где на мрачном холсте
в клубок завёрнутой жизни
кроме тебя
никого уже не осталось.
вот и я в ней случайно
лишь горе-друг и прохожий,
Айболит отношений,
бесконечно летящих по швам,
я тот, с кем можно поделить печали,
спиртное и помятое ложе
и тот, кто не станет
кем-то больше,
чем кожей
обвитый феназепам.
у нас не будет ссор по пустякам
и детских зарисовок,
/где из палок ребёнок
и его квадратные мама и папа/,
мы с тобой не отпразднуем
наши лет тридцать и сорок
всем на зависть счастливого
и крепкого брака.
мы расстанемся здесь,
в этой самой прихожей,
чтоб и дальше тлеть в урне
неприкаянным ладаном,
мы снова залезем в бункер,
избегая бомбёжек,
по сердцу,
уже избитому
сотней снарядов.
мы поставим ещё одну галку
в этот план ГОЭЛРО,
осветив дорогу
в нами же простынёю
натянутой тьме,
я мог бы
/но не стал для тебя/
вместо него.
ты могла бы
/но не стала для меня/
абсолютно всем.
и теперь мою роль
сыграет
новый слащавый актёр,
наши киноплёнки и чувства
воронкой улетят
в унитаз,
не будет уже хэппи энда
в духе гамм ля-мажор.
смирись, Мэри Джейн.
в этом комиксе
нет больше места для
нас.