Был сон тревожный, непотребный,
/Дружок, дашь "Кент"?/,
Где не был, этот "город хлебный",
Ага, Ташкент,
Кварталы в окликах перчёных,
Саман и зной,
И там Терентьев и Кручёных
Идут за мной.
Горят их взоры треугольны,
Змеин их шип
Про Царское Село и Смольный,
Про Казантип,
Они как будто добродушны
И не спешат,
От них исходит запах груши,
И свеж, и сжат.
Венок, сплетён из пестролентий
Сюжетов-гнёзд
Я рву, Кручёных и Терентьев
Смеются, прост
И издевательски волшебен
Их грустный стон,
Как будто сверху сыплют щебень,
Сто тысяч тонн.
Встал хвост дугой, и остроухо
В витрине лик
Ужасен мой, всю слабость духа
Вложил в язык,
Но вырван он, я нём, как рыба,
И глаз ослеп,
И голос лишь рулады хрипа,
И тело склеп,
И время душная трубища,
И жизнь тоска,
И не блаженн я, духом нищий,
И смерть близка,
И мерзость худших извращений
Есть строгий план,
Чем твёрже воск, тем мягче кремний,
Как капеллан,
Зовут на все лады поэты
На жизни бой,
Благословляют, из "беретты"
Палят крупой,
Вот гречка с молоком, вот сахер,
Обед, воздам...
Не там разбился ты, Шумахер.
Вот сыр. "Маасдам".