журнал «Аргамак», № 2 (28)/2018
http://clck.ru/PkX4a
Находясь в том возрасте, когда за плечами остались многочисленные, ничем не
закончившиеся увлечения самолётами, марками, велосипедами, спортом, живопи-
сью и так далее, объяснить пристрастие к фотографии особенно трудно. Причина
тут простейшая — для меня фотография стала в какой-то степени частью моего
видения бытия. Не жизни, а именно бытия, то есть, выражаясь философски, не сти-
хия жизни меня увлекает в этом случае, а закономерность, осмысленность Бытия.
Отсюда и мой взгляд, мой интерес, моя точка съёмки. Проще говоря, смотреть —
чтобы увидеть, видеть — чтобы быть и понимать, быть — чтобы осмыслить и осу-
ществить. Фотография именно об этом.
А начиналось всё с простого желания «сделать фотку» друзей с улицы или одно-
классников, брата, матушки с бабушкой, потом девчонок, потом уже что-то вроде
репортажа о походе на Каму или в луга с ночёвкой… Этот период, эта забава от-
ражены в феноменальном количестве альбомов, где можно проследить все этапы
становления моего особого взгляда и зрения, о которых, само собой, я тогда и не
задумывался. Надо видеть мои бесконечные сюжеты с разными лицами в разное
время в разных местах — стоящие, сидящие, идущие, позирующие, снятые спонтан-
но, расставленные намеренно, в летних, зимних, демисезонных, пляжных, офици-
альных, хиповских одеждах! И всё это в двадцати четырёх альбомах! В сущности,
там нет ничего особенного, нарочитого, прихотливого — как видел, так и снимал.
Не в этом ли, может статься, ценность такого вот взгляда для историков? При-
страстился я к фотографированию, как и все мальчишки ради понтов: типа крутой
и прикольный. И что-то я не припомню, чтобы кто-то рядом занимался фотогра-
фией — даже в классе вроде бы таких не было. А может просто не продавали тогда
хорошие камеры, и доставать химикаты и плёнку не было возможности? Может
и так, а может быть, изначально я от отца что-то воспринял?
Мой отец, Александр Сергеевич, начал фотографировать лет в тридцать, когда
мне было два-три года (сужу по снимкам). Это тот же подход, о котором я толь-
ко что говорил: родные, близкие, друзья, работа — он был офицером, служившим
в Восточной Германии до хрущёвской демобилизации. Собственно, истоки моего
пристрастного отношения к фотоаппарату от него. Когда в 1961 отец погиб, остал-
ся фотоаппарат «Зоркий С» с выдвижным объективом, фотоувеличитель «Ленин-
град», бачки для проявки плёнок, ванночки, рулон широкой рентгеновской плёнки
для сушки снимков, пинцеты и химикаты. И куча сделанных отцом фотографий,
которые он не успел разместить в огромном тёмно-коричневом альбоме с толсты-
ми картонными страницами бежевого цвета… Только в начале 80-х (через 20 лет)
я их собрал в три матушкиных альбома, третий из которых завершил уже после её
смерти в 2004 году.
Очень хорошо помню, как в первый раз я сам зарядил плёнку в фотоаппарат,
как что-то поснимал, как проявлял, печатал, сушил… Кстати, до всего дошёл в ос-
новном сам. Тогда ещё от отца достались не готовые проявители и закрепители,
а метол, гидрохинон, поташ, сода, сульфит натрия безводный (ведь вспомнил, что
удивительно, хотя уже лет 20 не проявлял ничего и не печатал!)… Но это я знаю
в подробностях не с тех детских пор, а когда отучился в казанском училище на фо-
тографа. В середине же 60-х, мне было 12–14 лет, и опытным путём приходилось
постигать техническую часть фотопроцесса. Между прочим, с фотоаппаратами мне
фатально не везло. К слову, отцовский «Зоркий С» у меня украли, а следующую
фотокамеру «ФЭД-3» я купил сам, но и сам же её потерял, оставив в автобусе,
когда провожал даму с прогулки. Потом был «Любитель» — это я уже из Казани
привёз, за ним «Любитель 2» (как бы полуавтомат — его я утопил в Тойме, когда
её переплывал с одной рукой; камера зачерпнула тойминской водицы, отсырела
и сломалась). Работая на станции юных техников, я снимал последовательно на
«Силуэте-электро», потом, кажется, на «ФЭД-5М» и на «Зените». В Елабужском
музее-заповеднике я владел цифровыми Соньками (Sony). В 2011-м с рук приоб-
рёл старенький Canon, который тоже утопил весной в полынье на Старой Каме,
едва не утонув сам (благо Алексей Куклин меня удачно успел вытащить — спасибо
ему за это!). И вот в январе 2014 года, находясь на пенсии, купил (уже сам, на свои
сбережённые от Цветаевской премии и сэкономленные на субсидиях по ЖКХ день-
ги) Canon EOS600D года с двумя объективами, стандартным и длиннофокусником,
плюс у меня ещё от старого Canon’а остался объектив, который можно условно
назвать портретным. С этим вооружением я и хожу по лесам и лугам, по улицам
и берегам, время от времени делая фотовыставки, более или менее правдиво рас-
сказывающие о том, что я видел.
Так что, таков вот проход — от «Зоркого С» до неплохой для любителя камеры
Canon 600D. Правда, обидно, что на такого рода «прогресс» ушло 50 лет! А теперь,
когда мне под 70, надо уже что-то соизмерять с настроением, что-то со здоровьем
и возможностью куда-то пойти, с погодой, бытом и — работой со словом. Послед-
нее отнимает тоже значительную часть сил и времени. Однако, желание снимать
ещё есть. Ещё мир природы, мир света и тени во всём, из чего и состоит Бытие,
меня на самом деле привлекает. И я, зарядив оба аккумулятора, в очередной раз
выходя из дома с тремя объективами, с открытыми широко глазами, ещё способен
получить большое удовольствие, увидев нечто для меня важное, вовремя нажав
кнопку спуска на своём Canon’е.
Так что и для чего я снимаю? Почему я действительно с удовольствием иду на
Чёртово городище в три часа утра, нагружённый штативом и кофром с камерой
и объективами за левым плечом, чтобы увидеть и снять восход солнца? Что меня
влечёт поздно вечером в том же вооружении идти в город снимать туман или лёг-
кий снег, отражения зданий в осенних лужах, заснеженные фонари в парке или
цветные линии от проезжающих автомобилей на фоне вечернего города? С какой
такой радости или интереса в августе я бегу в луга, чтобы в который раз увидеть
озёра с утками и лебедями, траву и луговые цветы со шмелями и стрекозами, под-
свеченными угасающим солнцем?..
У меня давно уже зреет странноватое для XXI века желание написать большой
цикл стихов о природе. Просто о природе — как всё там происходит по сути, по
цвету, по запаху, по форме и во все времена года, и суток, и в лесу, и в лугах…
В общем, желание-то есть, но всё никак не соберётся оно в кулак конкретного
действия, хотя, справедливости ради, замечу, что большие и малые циклы о при-
роде у меня есть во всех сборниках. И это не случайно. Таким вот образом, от-
сутствие книги моих стихов, где бы мир живой, мир божеский, ещё не отредакти-
рованный человеком, не уничтоженный его бессмысленной силой модернизации
и урбанизации, предстал бы во всей своей естественности и дикой мощи, очаро-
вывающей зрителя властно, подспудно масштабом события, — отсутствие такой
книги я интуитивно пытаюсь компенсировать фотографией, своими снимками
про то, о чём пока не успел написать. Это не теория и не ключ к понимаю чего-
то в моих фотокартинках. Я не ставлю себе никаких особенных целей. Есть игра
цвета и света, есть уравновешенность кадра и выраженность изображаемого. Это
не столько наука, сколько опыт и практика — для меня уж во всяком случае. По-
нятно, что есть банальные, но красивые сюжеты, также понятно, что можно —
в духе нашего сложного времени — выдрючиваться, разрушая первоначальную,
природную форму, называя это постмодернизмом или акционизмом. А можно
попытаться увидеть явление и сказать о нём просто и без изысков. Тем более,
что у многих снимков есть своя история, которая окрашивает кадр уникальным,
внутренним светом, может быть и не особенно видимым стороннему зрителю,
но важным для меня. Что-то вроде рассказа рыбака о пойманной воооот такой
рыбе!..
Помню, первого июня 2015 года, примерно в половине девятого вечера я увидел
за окном сверкание молний и соответствующий им масштабный гром (что помню
дату, конечно же шучу, — на сегодняшних цифровых снимках есть точное время
съёмки, вплоть до секунды). Гром и молнии следовали друг за дружкой почти не
переставая, что в свою очередь вызывало желание посмотреть и даже зафиксиро-
вать сей масштабный процесс, хотя полной уверенности в успехе не было — гроза
могла быстро уйти, вместо неё мог прибежать хороший летний ливень, которому
на мои фотоинтересы плевать. Но охота пуще неволи! Я взял штатив, зонтик, кофр
с камерой и объективами и устремился на Чёртово городище. В таких случаях го-
ворят: даже специально, даже с помощью компьютерной графики такого не приду-
маешь! Представьте картину: я стою на земляном валу и смотрю в сторону города
и городища; над старой Елабугой голубое вечернее летнее небо, а слева на него как
бы наплывает грязное пятно грозовых туч, в которых то и дело рождаются и мгно-
венно сгорают золотые нити молний, то ударяя в землю, то, запутавшись в тучах,
освещают их изнутри каким-то мистическим светом…
Моя фотосессия продолжалась примерно полтора часа, за это время я сделал
около сотни снимков, из них «шедевров» не более десяти. Но какой это кайф —
видеть, что видел, и хотя бы отчасти об увиденном рассказать! Уверяю, это боль-
шая удача сделать столько кадров с молниями, при этом не попасть под дождь
и штормовой ветер. Между прочим, я вообще люблю вечернюю, ночную и утрен-
нюю съёмку за то, что мир в это время как бы приоткрывается с иной стороны.
Он то ли спит уже, то ли готов проснуться, и потому выглядит как-то беззащитно,
невинно, он открывается с неожиданной стороны, его краски, его дух и смысл не
повседневен, не суетен, а это и есть в какой-то степени цель моего взгляда на при-
роду — увидеть и рассказать другим.
А на Спасских ярмарках я пристрастился снимать портреты. Это, замечу, совсем
другая картинка. Тут смысл не в том, чтобы поставить штатив и снимать науда-
чу, надеясь на случайное совпадение момента съёмки и мгновения молниеносной
вспышки. Нужно выбрать освещение, ракурс, яркую эмоцию, выразительное лицо,
увидеть сюжет. Это и называется жанровая сцена или портрет на пленере, так ска-
зать. Это уже мир людей, где душу можно увидеть в движении, где взгляд может
сказать больше, нежели всё остальное…
И в завершении вот что хотелось бы заметить. Как фотограф, я часто бываю
в разных местах на природе — лес, берег реки, луга, озёра, и всегда меня сильно
напрягает наша человеческая беспардонность. Брошенные бутылки, пакеты, раз-
ные бумажки и всякий другой мусор уродуют природу, частью которой мы, люди,
являемся, хотя часто и забываем об этом. Но брошенный нами мусор, по гамбург-
скому счёту, это то же самое, как если б мы выпили отраву вместо чистой воды,
съели бы стекло вместо каши с маслом, оделись бы в проволочную сетку вместо
ткани из ситца или хлопка…
Понимаю, как говорят некоторые политологи, нынче апокалиптические вре-
мена приходят, а посему, мол, скоро всё кончится. Но всё зависит именно от нас.
А природа это такая сила, которая, если будет на нашей стороне, всегда поможет
и жить, и выжить, и мы не можем не восхищаться её таинственной красотой, не
можем не томиться осенней грустью и удивляться причудам зимушки-зимы, и мо-
лодеть душой вместе с весенним пробуждением, и радоваться летнему торжеству
жизни!
А уж я постараюсь обо всём этом рассказать с помощью своего фотоаппарата
и выставок в Библиотеке Серебряного века.