Дневник 177

Учитель Николай
  Как-то, после очередного просмотра фильма «Фонтан», я в частной переписке обронил: «Кажется, я расшифровал этот его и способен написать о нём статью». …Имея в виду, что разглядел якобы символику деталей шедевра Араноффски: кольца, Древо, звезды… Но через день-два «логика» отказала мне служить, ничем не оскорбив тем не менее моей любви к этому фильму, восхищение им. Обрамление драмы героя далёким прошлым и ещё более далёким будущим необыкновенно разветвляло и укрепляло настоящее. А тайна… тайна осталась, несмотря на все «происки империалистов» в моей голове. Музыке, фильму, книге нужно прежде всего доверять и отдаваться сердцем. А если сердце откликнется благодарно, то воздастся и мыслью.
  Вот просмотрел некто финал фильма Андрея Тарковского «Солярис» и важно заметил, что «океан-де рождает страждущему Кельвину островок памяти, дом отца, его самого. Ведь на Земле им уже не суждено встретиться». Всё так… Вроде всё так. Но снова и снова смотришь и слушаешь эту сцену; и тебя продирает до озноба и зловещие почти электронные шумы Эдуарда Артемьева, и беззащитность, хрупкость, ненадёжность открывшегося островка на фоне бушующего Океана, и библейский масштаб встречи героя с отчиной и дединой, какое-то совсем не радостное припадение его к стопам отца, молчаливое и горькое, как мне кажется… Щемящий распад настоящего, действительного, их неустойчивость. Некая симуляция хотимого. Когда видишь отца, ходящего под потоками воды в собственном доме, есть ощущение призрачности сцены. Кажется, и он, как Хари, возьмёт и исчезнет, распадётся на атомы… И не видно дна возвращению блудного сына.
  Так и «жгучую тайну» Рубцова мыслю я разгадать. И кого-то приблизить к её разгадке. Наверное, так и есть в конце концов. Но вот читаешь «Отплытие», «Я буду скакать…», «На ночлеге», «Бессонница» и – смывает твои заготовки-уловки, и опять и опять тайна стиха отодвигается от тебя, посмеивается над тобой. Хорошо это, ребята.