Смерть поэта и певца, актёра Владимира Высоцкого вызвало к жизни много стихотворений.
Владимир Высоцкий оказался сильнее огромной государственной машины. Как его ни третировали, ни запрещали, ни отлучали от поэзии, он, как трава через асфальт, пробивался через все запреты и препоны.
Вопреки официальной иерархии, он стал самым народным артистом, самым народным певцом.
Поэзия, как и положено, оказалась сильнее политики. Поэт победил власть.
Одно из лучших стихотворений памяти Владимира Высоцкого написал, в 1980 году, поэт Владимир Солоухин:
«Хоть в стенку башкой,
Хоть кричи не кричи,
Я услышал такое в июльской ночи!
Что в больничном загоне,
Не допев лучший стих,
После долгих агоний
Высоцкий затих.
Смолкли хриплые трели,
Хоть кричи не кричи,
Что же вы просмотрели,
Друзья и врачи?
Я бреду как в тумане,
Вместо комплекса – злость.
Отчего, россияне,
Так у нас повелось:
Только явится парень
Неуёмной души,
И сгорит, как Гагарин,
И замрёт, как Шукшин,
Как Есенин, повиснет,
Как Вампилов, нырнёт,
Словно кто, поразмыслив,
Стреляет их влёт.
До свидания, тёзка!
Я пропитан тобой,
Твоей рифмою хлёсткой,
Твоей жёсткой судьбой.
Что там я – миллионы,
А точнее, народ
Твои песни – знамёна
По жизни несёт.
Ты был совесть, и смелость,
И личность, и злость.
Чтобы Там тебе пелось
И, конечно пилось.
В звоне струн, в ритме клавиш
Ты навеки речист.
До свиданья, товарищ!
Не народный артист.
Владимир Алексеевич Солоухин (14.06.1924.село Алепино, Владимирская область – 04.04.1997. Москва), русский советский писатель, поэт, яркий представитель «деревенской прозы».
Он называл себя в первую очередь поэтом. На публичных выступлениях, - а их было много, всегда просил представлять его как поэта и писателя: сначала поэт, потом писатель.
Тема русской природы, духовного богатства народа, всегда занимала писателя, писал о необходимости их сохранения и защиты.
Владимир Солоухин оставил большое поэтическое наследие, среди которого выделяется стихотворение: «Дай три черёмуховых дня». Автор в последние годы жизни читал это стихотворение со сцены на всех литературно-художественных мероприятиях, куда его приглашали:
«Дай три черёмуховых дня…»
Какой простор насмешкам был,
Упрёкам тошным и сварливым,
Что я черёмух насадил,
Где быть бы яблоням и сливам.
Как помню, даже и сосед
Не похвалил моей затеи:
«Ни красоты особой нет,
Ни проку, кроме, разве, тени.
От ягод сразу вяжет рот,
Ну, съешь десятка два от силы.
Конечно, ежели цветёт,
То и душисто, и красиво.
Но это ведь – три дня в году.
И – отцвела. И – всё забыто.
Но для чего сажать в саду,
Когда её в лесу избыток?»
Но я вчера окно открыл,
Нет, распахнул окно, вернее,
И белой сказкой встречен был
И сразу замер перед нею.
Пыланье белого огня
В чуть золотистый час рассвета…
О, три черёмуховых дня!
Пусть остальное – просто лето.
Вы не обманите меня,
Чуди, капризничай, погода…
О, три черёмуховых дня
За остальные будни года!
Судьба, пути свои верши.
И отживу. И в землю лягу.
Три дня цветения души!
Себе берите тонны ягод.
И расцветая и звеня,
И ты, красивая, прости мне,
Что – три черёмуховых дня,
А остальные все – простые.
То утро в памяти храня,
Прошу у жизни, как награды:
Дай три черёмуховых дня,
А остальных уже не надо».
…Были времена, когда тиражи его книг исчислялись – в целом и общем, - десятками миллионов экземпляров.
Книгами эти зачитывались, но статусом «живого классика» Владимир Солоухин не обладал, что, впрочем, его не огорчало: он предпочитал быть тем, кто он есть, стоящим всегда чуть обособленно, вне главного русла общелитературного советского процесса.
Хотя, самому ему, конечно, не простили, например, выступление на собрании Союза писателей СССР 31 октября 1958 года против Бориса Пастернака – автору «Доктора Живаго» от Владимира Солоухина крепко досталось.
Он отметил о лауреате Нобелевской премии, что Пастернаку следует стать эмигрантом:
«Он там ничего не сможет рассказать интересного. И через месяц его выбросят, как съеденное яйцо, как выжитый лимон. И тогда это будет настоящая казнь за предательство, которое он совершил».
Пастернаку от многих досталось, и большинство этих многих позже, когда можно уже было, говорили, причитая, мол, не они такие злые, время было такое злое.
Надо сказать, что многие современники коллеги не могли простить и поэту-фронтовику Борису Слуцкому его выступление против Бориса Пастернака на собрании Союза писателей СССР 31 октября 1958 года, на котором Борис Пастернак был исключён из Союза.
Борис Слуцкий осудил публикацию романа «Доктор Живаго» на Западе, на этом собрании. Друзья поэта-фронтовика Бориса Слуцкого видели, что он позже тяжело переживал свой поступок, двухминутного выступления, и конца своих дней так и не простил себя.
Не оправдывая себя, Борис Слуцкий скажет: «Сработал механизм партийной дисциплины».
Владимир Солоухин же и позже мнения своего не изменил – ну, не нравится ему роман, и всё тут! Бывает. Всем мил не будешь никогда – и Владимир Солоухин и не старался.
Потому и вошёл в историю отечественной литературы как даровитый писатель-«деревенщик» для одних, и как яростный ретроград для других.
Судьба благосклонно относилась к Владимиру Солоухину – так кажется. Родился десятым ребёнком в большой крестьянской семье в селе Алепино, Владимирской области 14 июня 1924 года.
Семья хоть и крестьянская, а зажиточная, дед будущего писателя владел собственной воскобойней и кирпичным заводиком – типичный был кулак. Владимир Солоухин позже говорил:
«Почему так плохо живёт деревня? Да потому, что лучших людей деревни, кулаков уничтожили. Кто такой кулак? Это по-нынешнему ударник труда. А кто такой ударник?
Ударник это главный механизм в любом орудии.
Уберите ударник из ружья, и ружьё превратится в обычную палку. Так и с кулаком. Уничтожили кулака в деревне, и жизнь угасла».
Но кулацкий внук «под раздачу» не попал, В Сибирь насильно не ссылался – окончил, когда время пришло, а это был суровый 1942 год, - Владимирский механический техникум по специальности механик-инструментальщик. Писал, стихи и публиковал их в местной владимирской газете «Призыв».
В РККА забрали – но не фронт. А, ни много, ни мало, московский Кремль охранять (1942-июнь1946), сейчас это почётное подразделение называется Кремлёвская рота.
Война закончилась, служба закончилась – остался в Москве, и поступил, и окончил в 1951 году Литературный институт имени А.М.Горького.
В 1952 году вступил в партию.
Был членом редколлегии журнала «Молодая гвардия» и Совета редакции журнала «Наш современник».
В качестве разъездного корреспондента-очеркиста от журнала «Огонёк» объездил всю огромную страну, где и встретил свою будущую жену.
Очерки - очерками, а в 1953 году вышел первый сборник стихов Владимира Солоухина «Дождь в степи».
Врач из заполярного Нарьян-Мара, героиня одного из его очерков, родом из Орла, стала женой.
Жизнь прекрасна и удивительна - счастливый брак, на 43-и года, с любимой девушкой, Розой Лаврентьевой - на всю жизнь. После окончания Ленинградского мединститута, её по распределению послали в Нарьян-Мар.
В браке родилось две дочери, Елена и Ольга.
Литературный дебют как прозаика состоялся в 1954 году, когда помимо сборника очерков «Рождение Зернограда», вышла и книга «Золотое дно».
Большой успех пришёл в 1957 году с публикацией сборника повестей «Владимирские просёлки» - в формате дневниковых записей. Большой, огромный успех!
…И пошло поехало: критика хвалит, читатели раскупают тиражи книг – автобиографических «Капля росы», «При свете дня», «Солёное озеро», «Чаша», «Мститель» и другие.
В 60-е годы Владимир Алексеевич заявил о себе «Письмами из Русского музея»-1966, «Чёрными досками: Записками начинающего коллекционера»-1969.
Защита гибнущих памятников старины, православных святынь, усадеб, и прочего, конечно же, вызвало недовольство власти: к Солоухину на Лубянке стали присматриваться всерьёз.
Но никаких репрессий не последовало, злые языки говорили о высоких покровителях, а Владимир Солоухин- тот продолжал писать.
В 70-е годы увидели свет книги «Олепинские пруды» 1973, «Посещение Званки»-1975.
В 1979 году, Владимир Солоухин ездил в США, конспиративно встретился с опальным Александром Солженицыным.
Побывал в знаменитой Оптиной пустыне, некогда богатейшую обитель, в которой находили успокоение, останавливаясь, и Николай Гоголь, Фёдор Достоевский и Лев Толстой, превратившуюся в тракторную станцию.
Оптина пустынь - мужской монастырь расположенный недалеко от города Козельска Калужской области, основанный в XV веке.
23 января 1918 года декретом СНК Оптина пустынь была закрыта, но монастырь ещё держался под видом «сельскохозяйственной артели». На территории монастыря в 1931 году был открыт Дом отдыха имени Горького.
Драматический момент – в ноябре 1939 года, после раздела Польши, по приказу Лаврентия Берии НКВД СССР преобразован Дом отдыха в концлагерь «Козельск-1», где разместили около 5000 польских офицеров, около 4400 их них были отправлены в село Катынь, Смоленской области, на расстрел.
Владимир Солоухин прилагает огромные усилия для восстановления монастыря Оптина Пустынь. В настоящее время монастырь практически полностью восстановлен.
В 1980-е годы написал произведение «Время собирать камни» и сборник «Бедствие с голубями», посвящённых ситуации, с сохранением исторических, архитектурных ценностей. Это вызвало целую кампанию в журнале «Коммунист» и в других изданиях против «религиозно-мистических взглядов члена КПСС Солоухина».
Несмотря на тяжёлую болезнь, рак у него обнаружили в 1974 году и удачно оперировали, Владимир Алексеевич не сдавался до последнего – в 90-е годы были опубликованы многие небольшие повести: «Древо»-1991,»Солёное озеро»-1994, «При свете дня».
В 1995 году увидело свет самое главное произведение Владимира Солоухина: «Последняя ступень», которая было написано ещё в 1976 году. В последние годы Владимир Солоухин много ездил, много выступал, переводил на русский язык аварца Расула Гамзатова и таджика Лоика Шерали.
Последние 30-ть лет, Владимир Солоухин был убеждённым монархистом. Он считал, что восстановление в России Царской власти – единственный путь её спасения.
Стоя на православно-патриотических позициях, Владимир Солоухин резко критикует атеизм и интернационализм коммунистической идеологии, в СМИ в него бросаются словами «черносотенец» и «антисемит».
Как, говорится, слов из песни не выкинешь, заблуждения и идеологические ошибки Владимира Солоухина, несколько отдалили его от широкой гражданской признательности, в новой России.
Посмертно было опубликовано произведение - повесть «Чаша».
Почувствовав приближение конца, Владимир Алексеевич как истинный христианин обратился к священнику, соборовался, исповедался и причастился Святых Тайн.
Он не хотел для себя пошлой гражданской панихиды в ЦДЛ, в зале ресторана, где обычно на время прощальной церемонии раздвигаются столы и стулья, и водружается гроб.
Умер поэт 4-го апреля 1997 года в Москве, на 73-ем году жизни.
Стал первым, кто был отпет в Храме Христа Спасителя, после его открытия. Немудрено, Владимир Солоухин был председателем комитета по воссозданию храма.
Богослужение совершалось по полному, Царскому чину, самим Патриархом и при стечении множества друзей и поклонников.
Депутации, равно как и венки от демократических властей, отсутствовали.
Похоронен в родном селе Алепино. Позже рядом была похоронена его верная супруга и помощница Роза Лаврентьева, 7-го июля 2017 года, пережив супруга на 20-ть лет.
Дочь – Елена заняла должность директора мемориального музея своего отца в селе Алепино, дочь Ольга проживает в Лондоне.
Своим творчеством, поэзией, венком сонетов, верлибрами, прозой о русской природе и о духовном богатстве народа, Владимир Солоухин вошёл в анналы российской поэзии.
P.S.
Главной книгой Солоухина надо считать трагический роман “Последняя ступень», в котором писатель предложил своё осмысление русской драмы двадцатого века.
«Последняя ступень» - исповедальный роман о мучительном пути прозрения русского писателя-самородка, о судьбе России, о вечных русских вопросах: «Что делать?» и «Кто виноват?», образа жизни в эпоху «застоя».
Роман выглядит как помои, выдёргивание и передёргивание фактов. В романе отсутствует сюжет или весь сюжет составляет перемена ума.
Книга была написана в 1976 году. Для того времени это была бомба, сравнимая с «Архипелагом ГУЛАГ», но издана была только в 1995 году. Вызывало удивление, что это всё пишет не белогвардеец, не купеческий сын, не царский генерал и не иностранец.
В конце романа уже всё свалилось к каким-то нездоровым, зловещим фантазиям.
Про Великую Отечественную войну, нужно было сдаться в плен Гитлеру, он бы изгнал коммунистов, кардинально решил еврейский вопрос, и тогда бы жизнь наладилась, полный бред и всё в таком же роде.
После таких откровений, сразу вспоминается, что Владимир Солоухин, во время войны не был на фронте, ни видел воочию смерть своих товарищей по оружию, защитников Родины, ни зверств фашистов на оккупированных территориях.
Развенчание социализма, Ленина, реабилитация Российской империи, монархизма, началось в поздней перестройки, в 90-е годы, совпавшей по случайности, с выходом книги: «Последняя ступень», в 1995 году.
Сам автор назвал её «главной книгой», которая по его словам, была написана «без оглядки», то есть самоцензуры. Книга стала последним изданием, которое застал уже смертельно больной Владимир Солоухин.
Надо отметить, что Владимир Алексеевич, с одной стороны, всегда имел стилистические разногласия с любым режимом, что не мешало ему от всех властей получать награды.
В советское время его награждали орденами «Знак Почёта»-1967 год, Государственная премия РСФСР имени Горького 1979 год - за повести и рассказы последних лет:
«Прекрасная Адыгене», «Трость», «Мёд на хлебе», «Барометр», «Варшавские этюды», Трудового Красного Знамени-1984 год.
А Борис Ельцин ему в 1994 году дал орден Дружбы народов. И писатель не возмущался, все награды принимал.
Нужно понимать, что как человек, и как сильный писатель Владимир Солоухин сделал несколько личных крупных открытий.
В 60-е годы, почувствовав себя глубоко православным человеком, писатель стал пропагандировать себя и как монархист, перстень с царским ликом, отлитом из 5-ти рублей золотом, носил на пальце, охотно разглагольствовал на эти темы, в том числе, и в зарубежных поездках, в которых ему, как видному советскому писателю, не отказывали.
11-го сентября 1967 года на закрытом партийном собрании Московской писательской организации, поэт Степан Щипачёв продекламировал своё новое произведение- стихотворение: «О человеке, носящем перстень».
Обличительный пафос касался не присутствующего на партсобрании Владимира Солоухина, с требованием объяснить несовместимое: на пальце перстень с ликом Николая II а в кармане партбилет с профилем Ленина:
« О человеке, носящем перстень»
Это, верьте – не верьте,
но факт – не придумать такого:
на пальце с камешком перстень –
с ликом Николая Второго.
Возможно, бравада это?
Не знаю, по совести говоря.
Оправлена в перстень монета:
На золоте – тупость Царя.
Кладя растопыркою пальцы
тяжёлой мужской руки,
владелец не прочь побахвалиться
перстнем таким.
Хочу у него спросить
всёрьёз (не точить лясы):
неужто вы душою в той Руси,
где цари и охотнорядцы?
Откуда такое, откуда,
сударь?
Россия не стрижка под скобку,
её без кондовых слов
любили Лазо, Маяковский,
Калинин, Дзержинский, Свердлов.
И я, пусть меняются времена,
эти шепчу имена.
Россию люблю не с Распутиным,
а ту, что придумала спутники…
Владимир Солоухин, чуть было не «превратился» в «инструмент» всяческих «русистов и монархистов», поднявших творчество писателя на свои флаги.
Позже восторженно воспринял «перестройку», ожидая от неё перемен, как и многие другие, но, однако, получив совершенно иное, его ужаснули многие реформы.
Он очень разочаровался, потому что не оказалось в перестроечное время настоящего деятеля, который обратил бы её на пользу страны.
Владимир Алексеевич был расстроен, что перестройка не улучшила общего положения дел в стране. Он был возмущён приватизацией, совершенно не принял новые демократические порядки.
«В какой же пропасти мы все оказались сегодня, в какой выгребной яме сидим, что те десятилетия насилия и крови, искусственного голода кажутся теперь чуть ли не раем, вызывают ностальгические чувства?» - писал он.
Демократия – это ширма, за которой группы людей, называющих себя демократами, навязывают населению свой образ мышления, вкусы, пристрастия.
Демократия как цель – абсурд. Это лишь средство для достижения каких-то целей.
Ленин, большевики до 17-го года все демократами были. А взяли власть – такую демократию устроили, до сих пор расхлебать не можем.
Он обвинил во всех бедах «вождя мировой революции» в статье «Читая Ленина», он всё больше и больше превратился в фигуру, служившую политике, и уходившей от служения российской литературе.
В статье «Читая Ленина», Владимир Солоухин одним из первых открыто высказал мысль, что необходимо пересмотреть взгляд на фигуру Ленина в истории России.
В годы перестройки была популярна мысль, что преступления эпохи правления Сталина – являются «извращением ленинских принципов», Солоухин же обосновал противоположный тезис – что они являются закономерным продолжением ленинской политики.
Статья «Читая Ленина» вызвала критику даже со стороны соратников Владимира Алексеевича по антикоммунистическому лагерю.
Например: Анатолий Собчак, губернатор Санкт-Петербурга, назвал эту статью «грубой подтасовкой» и «недобросовестной, односторонней критикой Ленина». И заявил:
«Настоящей научной критики ленинских взглядов мы до сих пор не имеем. На смену славословиям приходит подтасовка цитат с целью очернить их автора – Ленина.
Наиболее показательный пример – «Читая Ленина» Владимира Солоухина. С моей точки зрения, это грубая подтасовка, извинительная, может быть, лишь потому, что известный писатель никогда научной работой не занимался.
Открыл том Ленина, наткнулся на «страшные» места. Человек он эмоциональный… Я тоже читал ленинские тома и мог бы доказать, что цитаты Солоухиным вырваны из контекста. Мы в очередной раз имеем дело с недобросовестной, односторонней критикой Ленина».
Публичные выступления Владимира Солоухина времён поздней «перестройки» (конец 1980- годов) проходили, в отличие от официальных речей прошлых лет, в пику коммунистам, уже с позиций идеолизации дореволюционной России.
Из поэтического наследия Владимира Солоухина.
«Волки»
Мы – волки,
И нас
По сравненью с собаками
Мало.
Под грохот двустволки
Год от году нас
Убывало.
Мы, как на расстреле,
На землю ложились без стона.
Но мы уцелели,
Хотя и живём вне закона.
Мы – волки, нас мало,
Нас можно сказать – единицы.
Мы те же собаки,
Но мы не хотели смириться.
Вам блюдо похлёбки,
Нам проголодь в поле морозном,
Звериные тропки,
Сугробы в молчании звёздном.
Вас в избы пускают
В январские лютые стужи,
А нас окружают
Флажки роковые всё туже.
Вы смотрите в щелки,
Мы рыщем в лесу на свободе.
Вы, в сущности, - волки,
Но вы изменили породе.
Вы серыми были,
Вы смелыми были вначале.
Но вас прикормили,
И вы в сторожей измельчали.
И льстить и служить
Вы за хлебную корочку рады,
Но цепь и ошейник
Достойная ваша награда.
Дрожите в подклети,
Когда на охоту мы выйдем.
Всех больше на свете
Мы, волки, собак ненавидим.
«Друзьям»
Россия ещё не погибла,
Пока мы живы, друзья…
Могилы, могилы, могилы –
Их сосчитать нельзя.
Стреляли людей в затылок,
Косил людей пулемёт.
Безвестные эти могилы
Никто теперь не найдёт.
Земля их надёжно скрыла
Под ровной волной травы.
В сущности – не могилы,
А просто ямы и рвы.
Людей убивали тайно
И зарывали во тьме,
В Ярославле, в Тамбове, в Полтаве,
В Астрахани, в Костроме.
И в Петрограде, конечно,
Ну и, конечно, в Москве.
Потоки их бесконечны
С пулями в голове.
Всех орденов кавалеры,
Священники, лекаря.
Земцы и землемеры,
И просто учителя.
Под какими истлели росами
Не дожившие до утра
И гимназистки с косами
И мальчики-юнкера?
Каких потеряла, не ведаем,
В мальчишках тех страна
Пушкиных и Грибоедовых,
Героев Бородина.
Россия – могила братская,
Рядами, по одному,
В Казани, В Саратове, в Брянске,
В Киеве и в Крыму…
Куда бы судьба ни носила,
Наступишь на мертвеца.
Россия – одна могила
Без края и без конца.
В чёрную свалены яму
Сокровища всех времён:
И златоглавые храмы,
И колокольный звон.
Усадьбы, пруды и парки,
Аллеи в свете зари,
И триумфальные арки,
И белые монастыри.
В уютных мельницах реки,
И ветряков крыло.
Старинные библиотеки
И старое серебро.
Грив лошадиных космы,
Ярмарок пестрота,
Праздники и сенокосы,
Милость и доброта.
Трезвая скромность буден,
Яркость весенних слов.
Шаляпин, Рахманинов, Бунин,
Есенин, Блок, Гумилёв.
Славных преданий древних
Внятные голоса.
Российские наши деревни,
Воды, кедра, леса.
Россия – одна могила,
Россия – под глыбью тьмы…
И всё же она не погибла,
Пока ещё живы мы.
Держитесь, копите силы,
Нам уходить нельзя.
Россия ещё не погибла,
Пока мы живы, друзья.
«Настала очередь моя»
Когда Россию захватили
И на растленье обрекли,
Не все России изменили,
Не все в предатели пошли.
И забивались тюрьмы теми,
В ком были живы долг и честь.
Их поглощали мрак и темень,
Им ни числа, ни меры несть.
Стреляли гордых, добрых, честных,
Чтоб, захватив, упрочить власть.
В глухих подвалах повсеместно
Кровища русская лилась.
Всё для захватчиков годилось –
Враньё газет, обман, подлог.
Когда бы раньше я родился,
И я б тогда погибнуть мог.
Когда, вселяя тень надежды,
Наперевес неся штыки,
В почти сияющих одеждах
Шли Белой Гвардии полки,
А пулемёты их косили,
И кровь хлестала, как вода,
Я мог погибнуть за Россию,
Но не было меня тогда.
Когда (ах, просто как и мудро),
И день и ночь, и ночь и день
Крестьян везли в тайгу и тундру
Из всех российских деревень,
От всех черёмух, лип и клёнов,
От речек, льющихся светло,
Чтобы пятнадцать миллионов
Крестьян российских полегло,
Когда, чтоб кость народу кинуть,
Назвали это «перегиб»
Я – русский мальчик – мог погибнуть,
И лишь случайно не погиб.
Я тот, кто, как ни странно, вышел
Почти сухим из кутерьмы,
Кто уцелел, остался. Выжил
Без лагерей и без тюрьмы.
Что ж, вспоминать ли нам под вечер,
В передзакатный этот час,
Как, души русские калеча,
Подонков делали из нас?
Иль противостоя железу,
И мраку противостоя,
Осознавать светло и трезво:
Приходит очередь моя.
Как волку, вырваться из круга,
Ни чувств, ни мыслей не тая.
Прости меня, моя подруга,
Настала очередь моя.
Я поднимаюсь, как на бруствер,
На фоне трусов и хамья.
Не надо слёз, не надо грусти –
Сегодня очередь моя!
N.B.
Цифра – 15-ть миллионов у Владимира Солоухина, явно преувеличена, статистика говорит о 10-х миллионов крестьян.