Первый голос:
Убей их всех, убей их всех,
зачем им слёзы и зачем им этот смех,
куда прикажете им деть это добро
огромное:
Адама яблоко, его ребро
и Ева, что висит на волоске
в бездонном, затяжном прыжке.
Убей их всех, убей их всех
и, наверное, начни с меня,
с моего принципиального ноля,
который катится в свой тартарары,
гремя однообразно стеклотарой,
с такими же нолями как и я,
одной сплошной разнузданной отарой.
Второй голос:
Я начинаю петь за упокой,
а кто-то начинает есть попкорн,
о кто-то остаётся непокорным
и смотрит на меня с укором
и с радостью меня корит,
мол где же твои корни
твой чёртов пресловутый стержень,
на котором всё и держится
твоё детство брежневское,
твоё нынешнее безденежье.
Первый голос:
Убей их всех, убей их всех,
но одну женщину всё ж не убивай,
ту что села навсегда в пустой трамвай;
пусть живёт, пусть она будет,
пусть по утрам кого-то будит,
у неё это хорошо получается;
её поцелуй полон отчаянья
и криков атлантических чаек.
И этот народ тоже не убивай,
хороший в общем-то народ, ехидный и работящий,
увы, у него нет настоящего,
к тому же он - не эталон,
но он ещё не утонул,
слышишь, он ещё барахтается,
пытаясь всех уверить
в собственном качестве.
Второй голос:
Пой не пой за упокой, будь спок,
кончишь всё равно за здравие,
всё равно скажешь людям здравствуйте,
хоть и неправильное, картавое,
но с миром примиряющее
и времени нашему, настоящему
руку в конце подашь,
а пожмёт ли её молодёжь,
примет ли твой косолапый трэш,
решать не тебе - скорей всего нет,
сделает вид, что мы не знакомы,
у неё "на это свои есть резонны",
вполне, надо сказать, законные
и свои в голове насекомые
ни чета твоим приплюснутым тараканам,
с которыми ты под землю канеш
в свой затаренный, тараканий тартар.