Тем днем особенно во льду плескался виски,
А ты держал мой взгляд и мой стакан.
Ты рад солгать был про звонки и переписки,
Про наскоро подвязанный роман,
Но ты не стал. Лишь вывел прочь из зала.
Мы оба знали: он мне не писал.
Моя тень кляксой волочилась и стонала,
Но ты ее ни разу на руки не взял.
Колени рухнули у скомканной постели,
Персты до боли сжали хлопок простыней.
Он помнил, как от жара здесь горели
И как клялись в любви сгорать сильней.
Мой смех вонзился больно, меж лопаток:
«Ты знаешь, моей музы больше нет».
Ты молча наводил мучительный порядок,
Подвесив в тишине свой ласковый ответ.
В болезненной и раскаленной дреме
Мне виделись его жестокие глаза.
Я отвергала всех и выбирала кроме,
Отчеркивала «против», выделяя «за».
Я отвергала веру в Бога раз за разом,
Ведь истина мне виделась в тебе,
И мной была изложена в рассказах,
В романе, в каждой повести, в стихе.
Тем днем особенно во льду плескался виски,
Ход стрелок на часах замедлил счет.
Рассветные лучи подкрались близко,
Мотая время задом наперед.
И в этом свете призрачной надежды
Мне виделись знакомые черты,
И в них влюблялось сердце неизбежно,
И избавлялась грудь от пустоты.