Ночь догнала, как сокол зверя,
И когти редких фонарей
Вонзились в запертые двери
Богов, рабов и бунтарей.
И оттого, что было звездно
И так подчеркнуто всерьез, –
Все представлялось несерьезным:
От белых туфелек до звезд.
Но руки – взмахи и мельканье,
Но город – третий видит сон,
Так походили на гаданье
Для тех, кто дерзостью смешон.
Для проходимцев и корсаров,
Авантюристов и воров…
И отблеск полуправд-пожаров
Играл на шерсти свитеров,
На грубых остроносых лицах
Полубожественных бродяг,
Просящих только лишь водицы
На медный грош, а жизнь – за так.
И нежность юности безгрешной,
И грешной зрелости пиры
Искрились радостью кромешной,
Хмельной свободой до поры.
Мы, окруженные шуршащей
Пульсирующей тишиной,
Дышали – только предстоящей! –
Как дважды два! –
Опять весной…