Она из тех поэтов Серебряного века русской поэзии, о которых в своей автобиографии я писала:
«Гениальные поэты ХХ века, впервые представ пред изумлёнными глазами и потрясённым слухом моего поколения в виде синих томов Большой серии Библиотеки поэта, остались со мной не великими поэтами, а людьми, с которыми прожита жизнь».
1966 год, весна. Харьков. Мне впервые подарен толстый томик Анны Ахматовой - да, не Большая а Малая серия Библиотеки поэта, но сразу же – ЛЮБОВЬ НАВСЕГДА! И моя стенографическая (в 20) память восторженно сканировала весь том, да так, что годы спустя, проводя на своём очередном Клубе поэзии ахматовский вечер, могла пару часов подряд читать Анну Андреевну наизусть. (Увы, 55 лет спустя даже своё читаю только с листа).
Влюбившись в Ахматову, я сразу же, на первом курсе, прославилась защитой великой поэтессы на лекции по истории КПСС, преподнёсшей нам постановление 1946 года по Зощенко и Ахматовой без должного осуждения оного. Я взвилась:
- Когда Ахматова пишет:
«Он снова тронул мои колени
Почти недрогнувшей рукой…» -
то неужели это антисоветчина?!
Шафюлла Фейзрахманович, доцент-историк (светлая ему память) гневно кричал: «Какой цинизм – постановление партии и колени!» Все очень боялись, что я не сдам экзамен. Случилось неожиданное: преподаватель, вовсе не спрашивая меня по билету, поставил мне ОТЛИЧНО. Решили: он просто учил нас молчать.
Шли годы… Ахматова всё плотнее входила в нашу жизнь. Мы обогащались её новыми сборниками, обрастали новыми фактами её биографии, посещая ахматовские места и музеи. (Помню, как в год 100-летия АА, в Ленинграде я рассказывала какой-то немке, специалисту по русской филологии, о Шилейко – она этого ещё не знала). Незабываемые - Фонтанный дом, Комарово… В последнем явная моя недоработка – посетив могилу Анны Андреевны, не была в её «Будке» (лриезжала не «на недельку до второго», а на пару часов, чудом на электричку успела)..
И снова я о могилах - тема столь близкая, как далеки от молодости мои 70+.. Но вот тут-то и случилось то, что в юности и в голову не могло прийти – я награждена медалью Ахматовой в честь её 130- летия. (не только я, конечно, - всего 200 поэтов из почти миллиона авторов СТИХИ.РУ , интернет-портала Российского союза писателей (номинировалоь несколько тысяч)..Недоброжелатели назовут нас «эпигонами Ахматовой» и будут неправы.
Анна Ахматова – дух и сила Поэзии, нежность и голос Любви – у нас в крови.
Понимая, что «ПАМЯТИ АХМАТОВОЙ» Евгения Евтушенко правильнее выставлять 5 марта, в день памяти АА, но так люблю это стихотворение, что повторю его и в день её рождения.
ЕВГЕНИЙ ЕВТУШЕНКО ПАМЯТИ АХМАТОВОЙ
I
Ахматова двувременной была.
О ней и плакать как-то не пристало.
Не верилось, когда она жила,
не верилось, когда ее не стало.
Она ушла, как будто бы напев
уходит в глубь темнеющего сада.
Она ушла, как будто бы навек
вернулась в Петербург из Ленинграда.
Она связала эти времена
в туманно-теневое средоточье,
и если Пушкин - солнце, то она
в поэзии пребудет белой ночью.
Над смертью и бессмертьем, вне всего,
она лежала, как бы между прочим, не в настоящем, а поверх него,
лежала между будущим и прошлым.
И прошлое у гроба тихо шло
не вереницей дам богоугодных.
Седые челки гордо и светло
мерцали из-под шляпок старомодных.
Да, изменило время их черты,
красавиц той, когдатошней России,
но их глаза - лампады доброты -
ни крутоверть, ни мгла не загасили.
Шло будущее, слабое в плечах.
Шли мальчики. Они себя сжигали
пожаром гимназическим в очах
и в кулаках тетрадочки сжимали.
И девочки в портфельчиках своих
несли, наверно, дневники и списки.
Все те же - из Блаженных и святых -
наивные российские курсистки.
И ты, распад всемирный, не убий
ту связь времен,- она еще поможет.
Ведь просто быть не может двух России,
как быть и двух Ахматовых не может.
II
Ну, а в другом гробу, невдалеке,
как будто рядом с библией частушка,
лежала в белом простеньком платке
ахматовского возраста старушка.
Лежала, как готовилась к венцу,
устав стирать, мести, скрести и штопать,
крестьянка по рукам и по лицу,
а в общем, домработница, должно быть.
Быть мертвой - это райское житье.
За ней так добро люди приглядели,
и словно перед праздником дите,
и вымыли и чисто приодели.
Цветами ее, правда, не почли,
но был зато по мерке гроб подогнан,
и дали туфли, новые почти,
с квиточками ремонта на подошвах.
Была она прощающе ясна
и на груди благоговейно сжала
сухие руки, будто бы она
невидимую свечку в них держала.
Они умели в жизни все уметь
(писали, правда, только закорюки),
тяжелые и темные, как медь,
ни разу не целованные руки,
И думал я: а может быть, а вдруг,
но все же существуют две России:
Россия духа и Россия рук -
две разные страны, совсем чужие?!
Никто о той старушке не скорбел.
Никто ее в бессмертные не прочил.
И был над нею отстраненно бел
Ахматовой патрицианский профиль.
Ахматова превыше всех осанн
покоилась презрительно и сухо,
осознавая свой духовный сан
над самозванством и плебейством духа.
Аристократка? Вся оттуда, где
под рысаками билась мостовая!
Но руки на цветах, как на воде,
покачивались, что-то выдавая.
Они творили, как могли, добро,
но силы временами было мало,
и, легкое для Пушкина, перо
с усмешкой пальцы женские ломало.
Забыли пальцы холодок Аи,
и поцелуи в Ницце, Петербурге,
и, на груди сведенные, они
крестьянскою усталостью набухли.
Царица без короны и жезла,
среди даров почтительности тусклых,
была она прощающе ясна,
как та старушка в тех дареных туфлях.
Ну, а старушка в том, другом гробу
лежала, не увидевшая Ниццы,
с ахматовским величием на лбу,
и между ними не было границы.
Иллюстрация: Натан Альтман. Портрет А.А.Ахматовой. 1915.