"Трясясь в прокуренном вагоне, он полуплакал, полуспал..."
(А. Кочетков)
Когда мне было 7 лет, мы с родителями поехали поездом на Урал в гости к родственникам.
Вагон был плацкартный.
На боковых местах сидели двое взрослых мужчин лет 40-42-х.
Через несколько минут после того, как состав тронулся, они расстелили на столике газету и стали плотно закусывать: сперва они съели жареную курицу с помидорами, макая их в серую, крупную соль, затем - большой кусок варёной колбасы, нарезанный кружками, крутые яйца с малосольными огурцами, заедая свежим белым хлебом, а в конце трапезы - стали смачно жевать сочные яблоки.
У одного из них, который выглядел постарше, на правой руке недоставало среднего пальца...
Я наблюдал за ними и наполнялся какой-то тихой, сумашедшей радостью, напоённой кислой гарью тамбура, требушиной вонью сырого постельного белья, свежим запахом глицеринового мыла, исходящим от проводницы с обширной, тщательно упрятанной под униформой, грудью.
Женщина споро разносила по вагону стаканы "фирменного" поездного чая, гнездившиеся в тусклых мельхиоровых подстаканниках.
Чай также нетерпеливо "волновался", как и её грудь.
Я смотрел в немытое, двухслойное вагонное окно и, подобно мльчику Мотлу, ликовал, воображая себя поочерёдно: то дядькой с бокового места, то проводницей, а то...кем только я себя тогда не воображал!
А поезд , подрагивая и постукивая, увозил меня в неведомое и прекрасное далёко...
"...кожа моя ещё светится жемчугом, а свеча оплывает…" - горько произнесла Маргарита на исходе Великого Бала полнолуния...