Надежде Платоновой
Божия игрушка,
Брошенная в Ладогу
Андреем Первозванным –
От светлой русской сказки…
На высоте Преображенский монастырь
Иконописец Сергий основал
С помощником и другом Германом.
Святые чудотворцы,
Они почувствовали близость Неба!
А что до них – не ведает никто.
Быть может, от библейского волхва,
Что Господа узрел, от Валаама
Осталось имя? – сами разумейте!
Плыви на Валаам,
Что финны называли Высотой,
Туда, где ледниковым валунам,
Хранящим летопись
Бесписьменных эпох, –
Так сонно, непробудно…
И серый мох, разросшийся поверх,
Скрывает знаки.
Детскою рукой
Их на камнях оставили саамы.
И вот заветный православный мир,
Который не смогли лихие шведы
На камни расколоть.
Крепка игрушка Бога!
О Валаам!
Он древним кажется.
Поверьте,
Молод он!
Живёт, собой являя
Начало очень долгого пути.
Как ни крути, смыкается он с нами.
Из снега, кремня, сосен и берёз
Остроконечный храм
На острове дремучем.
На дышащей груди –
Никольский скит,
Он в воду опрокинут,
Как будто кубок мёда с неба.
Долгий мостик
Уводит в золото соседнего леска.
Глаза
Неспешного в движеньях чернеца
Пытаются святые берега,
Изрезанные временем, измерить.
Вода всё помнит!
Все храмы у воды –
Они колеблются в воронках подсознанья
Ключей подводных,
А верней, подземных,
Где древний Индрик-зверь
Их бережёт биенье.
С шеломом солнечным
И в крепких, ладных латах
На богатырском каменном коне –
Храм Александра Невского,
А сосны и берёзы,
Томящиеся вдоль живой протоки,
Стоят как старые и молодые вои,
Застыв перед сражением с нечистым,
Как воплощенье вечной чистоты.
И рябью складок Ладога прильнула
К рыбацкой лодке инока седого,
Николы вешнего.
И мне бы в путь отправиться,
Но страшно:
Нет ни начала, ни конца пути.
Но лиственниц зелёные колонны
Указывают направленье в Небо.
Восьмиконечный крест
Растаял в синей выси
И отражается в намоленной воде.
Коневский скит,
Бревенчатый и строгий,
Движенье свеч запомнил назубок.
Здесь чудом вьётся смешанный лесок,
Белесый мох изображает лики
Молчальников великих,
И тени резкие
Их профили чеканят.
И камень, как вода,
Имеет память
И долю разуменья.
Слабою травинкой
Обвит валун,
Он схож со старцем
И с младенцем тоже,
Как сам нерукотворный
Валаам,
Забыв о возрасте,
О круговом движенье,
Застыв на грани
Вечности и жизни.
И камень ледниковый, и часовню
Иконы Божьей матери
Соединил раствор земной молитвы
И ввысь воздвигнул
Каменным цветком.
И сосен тонкоствольный перезвон.
Дыханье – непрерывное моленье…
Зимой Никольский скит во льдах сияет,
Изломы льдин узор рисуют сложный,
Поди попробуй знаки прочитать!
Вода страницей летописи белой
Становится.
Невидимым писцом
Она оставлена.
Что может
Быть дольше мягкой ладожской зимы?
На Дивном острове
Седобороды камни.
Собор оттаял, Спас опять сияет,
Преображается в духовную весну,
Приманивая звёзды куполами,
Которые опущены с небес.
А стены на рассвете
Из розового детства поднялись
И разыгрались.
Здесь лики иноков с иконами слились,
Молитвы их –
Как свечи и лампады,
Движенья рук –
Как знаки на камнях.
Скиты, скиты, скиты –
И не прервать скитаний…
Не крепость ли?
Конечно, крепость Духа,
На Русском Севере его обитель.
О Валаам!
О Сергие и Германе!
Вонмите
Смиренному служенью моему,
О всеблаженние,
Молитесь
Небесному Царю
О грешных нас
И в вере православной утвердите!
От зла освободите
И с Царством Неба нас соедините.