Перебирая свой нехитрый холостяцкий скарб, при сборах в очередную командировку на «точку», Олег Баринов привычно, на «автомате», компоновал свой «трюк». «Трюком» какой-то армейский шутник-спецназовец первым назвал свой тактический рюкзак, полагающийся по форме при боевом снаряжении. Так с той поры и прижилось…
Олег понимал, что, судя по всему, эта командировка станет для него крайней, ибо «армейский телеграф» или по-граждански – «сарафанное радио» по своим каналам уже сообщили, что приказ о его увольнении подписан. И со дня на день «бумага» прибудет в территориальное погрануправление, где он имел честь возглавлять информационно-аналитический центр, не являясь кадровым военным «при звёздочках». При этом не случайно подумалось о крайней командировке, ибо слово «последняя» во всех его падежах и склонениях живые спецназовцы, как и прочие «силовики и примкнувшие к ним журналисты-военкоровцы», в своей среде не жалуют лютой ненавистью! Олег был убеждён в том, что последним у всех нас бывает только действительно последний день земной жизни…
Строго следуя давно усвоенному и проверенному на практике принципу не брать в «трюк» ничего лишнего, Олег отложил в сторону даже видавший лучшие времена толстый блокнот-ежедневник со стихами, которые писал больше для души, чем для их выхода в свет. Правда, с десяток его текстов уже стали песнями, что пришлись братанам-спецназовцам по душе. Но это всё же было, скорее, стечением обстоятельств, чем стремлением оставить свой след в жанре армейской бардовской песни. Как говаривали Олегу его отцы-командиры, к которым он и был прикомандирован, «Главное, ты пиши хорошо, а остальное – приложится».
Сама жизнь не давала поводов поставить эту сентенцию под сомнение. Сколько у него было командировок-выходов в «горячие точки», уже не счесть. Многие хорошие ребята, не менее опытные, чем он, не пережив своих дедов и родителей, возвратились домой «двухсотыми», а он, словно заговорённый, не имел даже царапины, хотя и пулям не кланялся, и по укрытиям не хоронился, а просто фиксировал на диктофон и камеру всё то, что видел и слышал в дни таких командировок. При максимальном обеспечении безопасности и выживания подчинённых, выполнение означенного творческого задания для него всегда было превыше всего.
Июньский ветерок шаловливо взъерошил листки блокнота – из него выпали три листка, исписанные ровным женским почерком. Судя по всему, эти строки родились на свет ещё на заре компьютерно-сотовой поры. А значит, прошло не менее трёх десятков лет с момента их написания.
...В основном, всё уже было собрано, до прибытия служебного УАЗика оставалось ещё с четверть часа, а значит, эти минуты можно было посвятить чтению послания из прошлого, теперь уже такого неблизкого…
«Олег! Милый Рыцарь мой!» – прочёл он первую строку… А далее можно было бы уже и не читать, ибо, как говорится в современной литературе, из журналисткой юности, Олегу строки того письма вспомнились наизусть все до деталей… Но всё же выпускать письмо из рук он уже не хотел, не мог. И хозяин холостяцкой однушки углубился в чтение…
«…Ты порою спрашиваешь меня о том, за что я тебя полюбила?..
На этот простой вопрос мне ответить легко и, вместе с тем, сложно. Ибо, нередко случается так: что просто и понятно двоим, для других бывает непостижимо и неважно. Но всё-таки я отвечу на этот вопрос, важный хотя бы для нас.
Помню ощущение гордости за тебя – это самое первое. И, наверное, самое важное для женщины (а ты это, нет, не слово – Женщина, но понятие – всегда пишешь с заглавной буквы!) – иметь много законных поводов по-настоящему гордиться поступками своего Мужчины! Благо поводов для этого ты давал и продолжаешь давать во множестве, хотя бы тем, кто тебя хорошо знает!
Помню, как понравилось то, что ты успокоил меня, в том, что я не помешала тебе своим самым первым звонком, ибо, как я поняла тогда своим сердцем, женские флюиды рядом с тобою отсутствовали!.. Словосочетание «любящим сердцем» пришло ко мне чуть позже, когда я полюбила тебя…
Помню, как постепенно в голосе твоём появились тёплые оттенки… Как ты не отругал меня за 11 звонков в течение 10-и минут, лишь обмолвившись, что получил за эту вольность мою неслабый «втык» от начальства… Я это учла и больше подобных вольностей себе не позволяла, терпеливо дожидаясь того, когда ты, наконец, позвонишь-таки первым. Не буду говорить, насколько невыносимо тяжело тогда было ждать, как медленно тянулись даже минуты ожидания того мига, когда в ожившем смартфоне я слышала такое родное твоё: «Баринов у телефона!» Жаль, что пока нас разделяют расстояния…
Я никогда не забуду, как ты отреагировал на моё признание тебе: не отругал за поспешность, не стал сравнивать… со своим недавним прошлым…
Как признался мне (пусть и не сразу!), почему не имеешь средств не то, что лишних, а и просто необходимых для жизни…
Мне пришлось по душе, как быстро ты приучил меня к мысли, что нет отдельных проблем для тебя и для меня. Что, пока нам суждено быть вместе, всё у нас будет общим, «нашим» – проблемы и радости, победы (коих хотелось бы иметь поболее!), и неудачи (ну, куда же без них?.. Хотя их-то, как раз, хотелось бы избежать в принципе…
Моё сердце покорило твоё доверие ко мне, и важно, что со временем оно постепенно лишь укреплялось…Твои убеждения, высказываемые всегда в определённой форме, постепенно становились важны и мне. При этом ты слушал меня не перебивая, а постепенно приучая к этому и меня …
Я оценила то, что ты не говорил гадостей про предавшую тебя твою «бывшую», не жаловался ни на судьбу, ни на людей… И даже то, что продолжал писать слово Женщина с большой буквы, хоть это поначалу и раздражало меня… Но твоя позиция осталась неизменной, и, как показала жизнь, правильной.
Ты умело делаешь вид, что словно не обращаешь внимания на моё категоричное: «нет и нет» при реакции на те или иные твои слова, стихи, умозаключения, а продолжаешь писать и говорить как ни в чём не бывало…
Ты терпеливо относишься к моим капризам и рассказам о прежних моих поклонниках… Зачем я это делаю, порою и сама не знаю. Может быть, из чисто женского кокетства, или чтоб повысить себе цену?..
Как-то ты обмолвился, что тебе нравится мой голос. Остаётся высоко оценить то, как выслушивал поначалу… столько моей художественной самодеятельности по телефону, не бросая в сердцах трубку ни разу! Может быть, в силу твоей мудрости и долготерпения, я всегда чувствовала тебя старше меня…
И я готова последовать за тобою, правда, не теряя головы. (Ну, не будем тут упоминать о парочке курьёзов, которые имели место быть!).
Ты не забывал и не забываешь говорить мне «спасиБо» за тот или иной совет или пожелание, за каждую малость. Это только укрепляло мою уверенность в том, что я близка и необходима тебе по жизни. Помню своё состояние тихой радости от мысли, что в оценке творчества Игоря Талькова и Николая Рубцова, Марины Цветаевой и Тани Селиванчик, как и по многим другим вопросам творческого плана, мы оказались людьми, очень близкими по духу…
Мне грело душу то, что ты искренне, а не из вежливости хвалил мои стихи и фотографии за их естественность. Кстати, на мой вопрос: «Где они хранятся?» ты по-военному чётко отрапортовал, что на домашнем ПК создал для сохранения моего творческого наследия отдельную папку, и содержатся мои стихи и фотоработы в целости и сохранности.
Люблю и ценю тебя за терпимость к проявлениям моего временами «колючего» характера. Ты не обижался на то, что поначалу я мало читала твоих стихов… Тем более, со временем я исправилась и, перечитав твоё, всё же, думаю, неполное «собрание сочинений», прониклась любовью и к сюжетам твоих невыдуманных историй, и к поэтическому слогу твоему. И твоё творчество стало мне дорого и важно, как и сам автор…
Меня как женщину, маму, бабушку до слёз тронуло то, как с неподдельной душевной теплотою ты называл свою мамочку ласковым словом «мамуля»… Она, наверное, слышит твой тёплый голос и добрые слова, даже не будучи теперь с нами…
Как можно не любить, не уважать тебя, человека, ответственного за жизни других людей, при том, что ты никогда и нигде не говорил пренебрежительно о своих коллегах и подчинённых? Я понимаю, за что тебя любят те, кто живёт и работает, служит под твоим началом. Ты видишь в каждом – Человека, уважаешь людей не за звания-награды или субординацию, но за то, что во всём и всегда, при всех трудностях, ты живёшь и служишь вместе с ними. Потому и близкие тебе люди готовы во многом, если не во всём, последовать за тобою.
Как и другие, кому выпало быть рядом с тобою, уважаю, что несмотря ни на какие «болячки», изрядно досаждающие тебе не от случая к случаю, но, постоянно, что называется «здесь и сейчас», ты никогда не ныл, не жаловался на своё здоровье (хотя тебе стоило бы повнимательнее к нему относиться!..)
Ценю и за то, что при всех неизбежных командировках не ленился предупреждать меня о возможных отлучках и перерывах в общении, находя малейший повод, даже на расстоянии, ободрить, приласкать меня добрым словом, как можешь только ты…Может быть, именно по сумме этих качеств в моём сердце и сознании ты стал Рыцарем и потом – Князем для меня!..
И всё же – важнее результат: за что люблю тебя сейчас!.. А сейчас за то, что ты сильнее и проникновеннее любишь меня, чем раньше. Видимо, со временем, укрепилось твоё доверие ко мне...
Я люблю тебя за искреннюю благодарность и смущение в твоих глазах, за прикрытую и неприкрытую радость, за заботу обо мне, в плане даже бытовых мелочей, будь то вопрос о здоровье или наказ потеплее одеться…
Благодарю за понимание того, насколько важно было мне прикасаться к твоей куртке в такси, за сдержанность твою в присутствии других, пусть даже и друзей… За твоё мужество в лучшем понимании этого слова, за твою готовность к отклику на мои тихие желания…
Я, кажется, выдохлась?.. Ведь это непросто – высказать то, чем живёшь и дорожишь, о чём думаешь всегда и повсюду… Зная, чувствуя всеми клеточками то, что тебя любят и чувствуют, что тобою живут и ценят как личность… Как любящую и любимую Женщину.
…Говорить о Любви и Любимом можно бесконечно!.. И разве это не есть Счастье?!..»
За окном просигналил подъехавший УАЗик. Из его мощных динамиков донеслись аккорды с детства знакомого ледзеппелинского блюза «Потому что я люблю тебя». Это к удаче! – улыбнулся Олег, услышав такой до мурашек знакомый голос Роберта Планта. Пора выходить….
Он бережно свернул листки по линиям сгиба, бережно спрятав их в левый нагрудник, поближе к сердцу.
Да, конечно, с собою не стоит брать ничего лишнего.
Зато для необходимого место найдётся всегда!..