Встреча в облаках

Тамара Зуева Бурдуковская
                Любимым ученикам посвящаю...
«Внимание, внимание, произвёл посадку самолёт…» - надрывно хрипел динамик в здании аэропорта, в котором вот уже два часа Александра Павловна наблюдала за оживлённым залом, где часами, не теряя надежды,  пассажиры шумно толкались у касс. Ожидающие с радостными возгласами встречали прибывающих. Загорелась надпись её рейса, вылетающего из Красноярска во Франкфурт – на Одере. «Вот и сбудется через несколько часов моя мечта», думала она, «поживу у родственников, а там, глядишь,  и  останусь, давно же родные уговаривают переехать». У Александры Павловны были немецкие корни, далёкие предки по воле судьбы оказались в русском Поволжье, где жили достаточно зажиточно и в теплом добрососедстве с односельчанами. Сашенька с малых лет любила немецкий язык, на котором,   разговаривали все родные. По этому предмету у неё были отличные оценки, ей, увлечённой языками,   с младших классов и русский давался легко, она успевала  осваивать оба предмета на круглые пятёрки. Но особая любовь к далёкой, чужой Германии, не понятной и даже  пугающей, заставляла её глубже изучать трудный, но такой правильный и серьёзный, родной и не родной немецкий язык.  Неповторимыми были для неё русский язык  и литература. Ей казалось, что звучала музыка, когда учительница на уроках читала стихи русских поэтов. Она зачитывалась русскими, французскими,  немецкими писателями  и поэтами, любила читать  нежную лирику Гейне, из русских обожала Пушкина. Не случайно Саша стала преподавателем иностранных  языков. Исколесив полстраны  из-за работы мужа-геолога, она с любовью отдавала всю себя однажды выбранной профессии.  В конце восьмидесятых «русские»   немцы стали покидать Россию. Последние родственники выехали из России  в  Баварию, в городок Штарнберг, что неподалёку от Мюнхена. Скоро уже Александра Павловна увидится с сёстрами, любимым дядей Эрнстом и двоюродной бабушкой Эльзой, которая живёт со своими  детьми во Франкфурте на Одере. Стали раздаваться немецкие слова. Прибывающие потянулись на регистрацию билетов, заплакали дети, засуетились мамаши. Группа немцев, интригующе выделявшаяся от её соотечественников, уверенно направилась  к стойке регистрации. Не скрытая надменность, излишняя чопорность и педантичность непреодолимой границей пролегали между  ними и русскими людьми, что очень разочаровывало и пугало Александру Павловну. Через час в большом вместительном автобусе они  подъезжали к самолёту. Приятный ветерок придавал бодрости уставшим пассажирам. Дисциплинированные путешественники подходили к самолёту  с огромными синими буквами  «АЭРОФЛОТ»,  который заждался новых лиц и гостеприимно опустил лестницу перед прибывающими пассажирами.  Чтобы разом покончить с процедурой рассаживания и укладывания ручной клади, на встречу были высланы улыбающиеся красавицы в ярко – синих униформах. Стюардессы улыбались так,  будто все присутствующие здесь были их родственниками.  Немцы также привлекали внимание своей казённой, заученной улыбкой, словно приглашали каждого к разговору. Наконец – то, все были устроены, посажены и пристёгнуты. В  кабину пилота входили члены экипажа. Александра Павловна обратила внимание на статного лётчика, который был выше остальных и гораздо старше.  Статный лётчик показался  ей очень знакомым. Пилот, обернувшись, бросил беглый взгляд на салон с пассажирами. Вот он равнодушно скользнул по лицам путешественников и как – то выразительно задержался  на Александре Павловне, нахмурился,  будто пытаясь что- то вспомнить, затем резко отвернулся и исчез из поля зрения. Этот дерзкий и весёлый взгляд она уже где - то видела  и как будто встречалась с этим человеком, но сейчас он показался пришельцем из другого времени.  Александра Павловна была уверена, что даже разговаривала с ним и знала его так хорошо, будто он ей сдавал экзамен по немецкому языку,   из-за навязчивых мыслей стало не по себе.  Пилоты скрылись. Учительница, потеряв покой, пыталась во всех уголках памяти отыскать образ незнакомца, который показался ей родным и знакомым. Вдруг, зашуршало, заскрипело в салоне:  «Внимание!  Уважаемые пассажиры, с вами говорит командир экипажа Бранчуков Владимир….».  Затем  Бранчуков  Владимир перешёл на иностранный язык, на чётком английском и немецком языках он продолжал знакомить пассажиров с маршрутом, с командой экипажа.  Александра Павловна, ойкнув, откинулась назад, заныло за грудиной…. Вовка Бранчуков! Командир! Невероятно! Её любимый двоечник стал лётчиком!
              Окончив педагогический институт,  Сашенька оказалась в самом сердце Восточной Сибири, в северном,  снежном краю,  в маленьком геологическом посёлке  далёкой глухомани, которая прославилась на всю страну открытым здесь, в шестидесятые годы прошлого столетия,  уникальным месторождением ценной кембрийской нефти. Село находилось на большой сибирской реке  Лене, по пологим берегам которой простирались могучие  прибрежные леса, делающие полноводную красавицу краше и величественнее.  Учительша, так её  называли  местные жители с забавным сибирским говорком, могла всё: « Она – то, и «читат», как артистка, и «знат»  языки немецкий  с  французским.  А  уж с классом- то  ей как повезло! Ребяты – то,  за ней так табунами и  ходют,  молода,  чё! Вон, старых – то наших и не слухають, а энту, глянь, как! И в театер её ходют, и в походы с ней, и книжки даже немецкие читають». Ребята и в самом деле   оказались шустрые, могли хорошо учиться, но к учёбе  относились с «холодцом», как говорила  сторожиха баба Вера. Сашенька с удовольствием и даже с каким – то рвением начала преподавать  в далёком сибирском посёлке. Она с радостью спешила каждое утро на любимые уроки к девчонкам и мальчишкам, в тот светлый мир, напоминающий её детство.  Влюблённая в сцену, она организовала школьный театр, который радовал и учеников,  и их родителей своими премьерами.  Клуб интересных встреч ярко разнообразил жизнь сельских ребят, собирая в школе замечательных людей, проживающих в посёлке и за его пределами: лётчиков, знаменитых  геологов,  геофизиков, учителей, врачей, доблестных рабочих, художников, местных поэтов. Литературные вечера помогали  ребятам развиваться и увлекательно проводить свободное время.  Как учителю – предметнику,  директор школы доверила  ей самое ценное  -  выпускной десятый класс, в котором было ровно двадцать пять человек, являвшиеся надеждой и  гордостью  всей школы, где намечались даже будущие обладатели золотых медалей. Были также и достопримечательные разгильдяи и непослушники,  избавиться от которых в школе мечтали с каждым днём всё сильнее!
По - волшебному,  перед пассажирами  появлялись разноцветные россыпи долгоиграющих карамелек,  шелестели газеты, предлагались прохладительные напитки.  Александру Павловну раздражали  сыплющиеся предложения, которые отвлекали её от приятных воспоминаний, закрыв глаза, отказываясь от соков и конфет, она снова погрузилась в мир семидесятых, в незабываемую пору первых трудовых шагов.
На работу она отправлялась раным – ранёшенько,   когда над  домами и покосившимися избушками, большинство  которых было построено ещё в 19 веке  при освоении этих мест переселенцами, доживала последние мгновения длинная морозная ночь. Стылая тёмно-синяя рань противилась  рассвету: кое – где ещё тускло мерцали последние звёздочки,  а  бледнеющий  месяц таял, теряясь в низких, свинцово-тёмных облаках.  Из труб тянулся сизый дымок, обещавший   большой мороз и безветренную  зимнюю погоду.  Саша  сокращала путь в школу,  пользуясь протоптанной учениками тропинкой.  Спешила  молоденькая  учительница  к ребятам, закутанная,  по-старушечьи,  поверх  шапки  белой  шалью, а   из-под закуржавевшего платка светились  весёлые глаза с заиндевевшими ресницами.   Торопливо шагала Сашенька по узкой дорожке, змейкой извивающейся среди  высоких  зыбких снежных волн, которые скрывали глубокие овражки,  плотно засыпанные  обильными снегопадами и добросовестно укрытые  плотным снегом, на который  постоянно натыкались её ноги, обутые в серые валеночки, подшитые школьным сторожем.  Снег только казался плотным и слежавшимся, на самом деле, застеленные им овраги, коварно поджидали вечно спешащих путников и торопыг, чтобы устроить им ловушку, захватив  в плен коварными сугробами. При ходьбе,  из-за сильной стужи,  в звенящей тишине  слышался хруст снега под её ногами, да с окраины деревни доносился лай собак. Морозный туман  окружал её белёсым облаком. Тихо, ни ветерка, ни намёка на метель. Она знала, что этот сокращённый путь опасен, и ей не следует ходить по малознакомым  местам, но если идти по прямой, то весь путь от дома до школы будет составлять примерно пять километров, а так она  проходила, примерно, километра три. Сэкономленное время она могла потратить на  оформление доски или просто в спокойной обстановке дожидаться в уютной классной комнате гвардию своих подопечных.  Она старалась идти ровно, не сбиваясь с узкой дорожки, как вдруг,  поскользнувшись и не успев  вскрикнуть, она уже тонула, барахтаясь,  в бескрайнем снежном океане,  по – новогоднему,  сверкающему  в ранней  утренней хмари.  Девушка с каждым движением  проваливались всё глубже и глубже,  с тоской посматривая на убегающую тропку,  и  вот оно – спасение!   Как призрак, возник перед её глазами тот самый  разгильдяй  и хулиган - Вовка  Бранчуков,  из  легендарного  десятого.  Обалдело  уставившись на «немку»,  плавающую среди снежных барханов, обессилевшую в бесполезной борьбе с обваливающимся  и хрустящим, как крахмал,  снегом, подумал: «Зарядкой, что ли занимается, а, может, и вправду, не может выбраться…», но через мгновение  всё равно весело крикнул:
« Здравствуйте!» и помчался  дальше, во всю прыть на урок немецкого языка: « Вот смеху – то будет»,  злорадствовал  Вовка, бросая прощальный взгляд на тонущую  училку.   «Всё, это конец», сверлила мозг ужасающая мысль. Саше почему-то вспомнилась вдруг весёлая родная бабушка Марта, которая когда-то говорила своим внукам-проказникам: «Путу польно пить палькой, если постно путете тома, а утоньете, томой  мошете не прыхотить!»  При этом глаза бабы Марты весело смеялись,  независимо от строгого и невозмутимого лица, самого  добрейшего  и милого лица в мире!  Видно, не суждено внучке Марты вернуться сегодня домой.  Из-за барахтанья в глубоком снегу, соболья шапка налезла прямо на глаза, шаль съехала на бок,  и  «француженка-немка» стала  походить на карикатурного  пленного немца. Хотелось плакать от обиды, холода  и  беспомощности. «Ну, чё, отдыхашь?», издевательски раздался над её коченеющим  телом голос  бабы Веры, которая без усилий выдернула учительшу из снежной  купели, как морковку из грядки,   и Сашеньке  совсем   не верилось, что борьба за  жизнь окончена и «наши победили»!  Спасительница  принялась стряхивать с неё колючий, сухой снег. Поворачивая в разные стороны,  как марионетку,  приговаривала: « Не знашь броду, не суйси в воду!»  По–мужицки  крепкая  ещё и сильная,  баба Вера притянула к себе Сашеньку, согревая застывшие  руки девушки, затем поправила платок с шапкой, чмокнула её в заледеневшую щёку с белым пятном,  приказав держать на обмороженной щеке варежку, подняла сиротливо торчащий в  сугробе портфель  и  быстро зашагала в сторону школы.   Саша  стремилась  поспевать за  ней, но ходьба эта была похожа на забавную походку клоуна,  она то семенила,  то останавливалась  согреть закоченевшие руки, то подпрыгивала и  снова  ковыляла, торопясь  догнать  бабу Веру, бесконечно напоминавшую ей  сейчас  родную бабушку  Марту. «Немка» успела на урок за двадцать минут до его окончания. Приблизившись к кабинету, она  услышала  во всех подробностях свою несостоявшуюся кончину. Щёки её горели, вместо причёски -  водопад  мокрых волос, к взмокшей спине прилипла модная яркая кофточка.  Влетев  в класс, подойдя к столу и,  не открывая журнала,  сразу же, не без сарказма,  тожественно произнесла:  «Бранчуков, к доске»!  Сорок восемь глаз  печально провожали героя дня. Вовка, понурив голову,  безнадёжно нырнул в глубокое море неизвестных глаголов, тянувших безжалостно  его на самое дно. Как водолазные пригрузы не отпускали, намертво вцепившись в него, претэриты и      кондиционэли.  Зверски  топили Вовку ужасные  инфинитивы, пугая своими страшными  тремя формами.  Подняв глаза к потолку, нахмурив лоб,  переминаясь с ноги на ногу, вспотевший узник грамматических фом смиренно принимал заслуженную  казнь от немецкой грамматики. Всплыть  утопающему помог заливистый звонок,  оказавшийся  единственным спасением  для двоечника.  На этом месть Александры Павловны к закоренелому второгоднику заканчивалась, и незаметно для  Вовки,  ненавистный  немецкий  язык перерос  в изнурительную, но приятную зубрёжку.  Дополнительные занятия, которые с каждым часом просветляли его дремучую безграмотность, удивляя строгой простотой построения  немецкого предложения. Его увлечением  стали   спектакли на немецком  языке, в которых он принимал самое активное участие, помогая изготавливать  декорации, (на нём ещё и полностью держалось освещение сцены), с мальчишками мастерил заборы, сооружал  строения для очередных постановок.   И,  наконец,  он проникся  глубоким  уважением  к молоденькой  учительнице за то, что та сохранила втайне злополучную  встречу на снежной тропе. Вернуться из далёкого прошлого Александре Павловне помогли голос из динамика, который сообщал температуру за бортом, достопримечательности немецкого городка  на Одере, и командир экипажа, прощаясь  с пассажирами, желал им  дальнейшего  счастливого  пути… Она с  гордостью  повторяла имя хулиганистого подростка.  «Выучил немецкий!  Постиг мужественную профессию! Ай да Вовка, ай да Владимир Бранчуков! Её лицо отражало восторг и радость. Несмотря на седину она выглядела по-особому  молодо и привлекательно. И  пусть учителя остаются за занавесом другой,   новой, полной событий,  жизни учеников, но зато незримые нити всегда связывают их. Сидящий рядом пассажир заметил, как у соседки заблестели глаза от навернувшейся слезы. « Ist alles gut»? ( всё хорошо?) учтиво спросил он, на что Александра Павловна ответила: «Danke. Ich f;hle mich ausgezeichnet!  Ich bin so gl;cklich…», ( Спасибо, я чувствую себя отлично! Я  - счастлива! ).  Немец учтиво закивал головой, любуясь счастливым лицом попутчицы, так хорошо говорившей по – немецки, и он, насколько ему позволяла его природная сдержанность, тоже засветился радостью и очень был признателен иностранке за свой родной немецкий, который всё больше выталкивался  из международной жизни  более лёгким английским языком.
 Нет,  не будет она оставаться в красивой, ухоженной Германии,  хоть  и тянут к себе корни, но прожитая здесь жизнь не отпускает:  здесь  её Родина! Довольная своим решением, она вместе с утомлёнными  пассажирами подходила к раскрытой двери самолёта.  Остановившись рядом со стюардессами, Александра Павловна лицом к лицу оказалась с командиром экипажа. Из строгого и сурового пилота он превратился  в того самого Вовку Бранчукова, со знакомой  улыбкой на всё лицо,  с  задорным  и смешливым взглядом. Радостно хохоча, он  утопил Александру Павловну в своих объятиях, приговаривая, что всю дорогу только и думал об их  встрече. « Я ведь, увидев  Вас в салоне, не сразу догадался, что это Вы, только спустя некоторое время, понял…»,- взяв под руку учительницу, светясь и ликуя, он осторожно спускался  с ней по трапу. «Ваш облик мне показался  очень знакомым», продолжал Вовка,  «И наконец,    разобравшись со своими воспоминаниями, вспомнив, я заорал: « Немецкий! Дойч! И тот проклятый сугроб, и Вас молоденькую, и себя - дурака. Это,  благодаря Вам,  я изменился, поумнел, повзрослел, поступил в Киевское лётное училище. Вот,   летаю,  выучил  немецкий язык. Спасибо,  дорогая  Вы  моя!  Не мог дождаться, когда увижу Вас, обниму и скажу…».  В это время Александра Павловна поднялась на цыпочки, и, не дав ему договорить, поцеловала своего любимого  непослушника  и, переполняемая гордостью, дрожащим голосом прошептала: «Разве то недоразумение  на снежной тропе может сравниться с этой волшебной  встречей в облаках!»