«– Не гневайся, боярин, не признаю я тебя. Аль ты князь?»
(Иван Васильевич меняет профессию)
Нет давности у веры той,
рожденной на высоких кручах,
где Лавра купол золотой
возносит над Днепром могучим,
храня и мощи, и века,
запечатленные на сводах,
как летописная строка
в подушной метрике народа,
где звонкие колокола,
приравненные к пуду соли,
звучат с высоких колоколен
до распоследнего угла.
От ризниц, келий и углов,
в которых снова все смешалось,
воды’ днепровской утекло
изрядно,
ризничих – осталось.
Но здесь все так же люб и леп
обряд загадыванья чуда.
И всё отсюда: горький хлеб,
и сладкий мед, и жизнь – отсюда.
Отсюда родом – перст на лоб
кладущий прежде, чем склониться,
отсюда – барин и холоп,
и беглые по заграницам,
в которых сам не знает век
кто раб, и кто его хозяин.
И ты, не беглый человек,
но не обласканный «князьями»,
отсюда!
Даже если наг,
разут, но верой подпоясан,
ты – не холоп, ты – не монах,
вольноотпущенник
из рясы.