В диване старом жил-был клоп
Жестокий, очень хитрый.
Он ночью из хозяйских поп
Пил крови миллилитры.
Лишь только он услышит храп,
Тихонько выползает.
Ползет по простыне и — цап! —
Безжалостно кусает.
Укус, укус, еще укус.
«Хозяйка и хозяин
Не очень сладкие на вкус,
Но спуску дать нельзя им».
Был недоволен тем злодей,
Что мал он, безусловно.
И ненавидел он людей,
И мстил гигантам — кровно.
Их ждал не отдых, селяви, —
В кошмарном сне мученье.
Пить кровь у всех клопов в крови,
И наш — не исключенье.
Укус, укус. Укус опять.
Глумился клоп нехило.
Умел следов не оставлять,
И с лапок все сходило.
«Здесь сколько хочешь можешь красть
И упиваться кровью».
Вела клопа ночная власть
К величию клоповью.
Хоть по губам просемени —
Экстаз необычаен:
«Целуй, хозяин, мне ступни!
Теперь здесь я хозяин!»
Укус, укус, еще сто раз.
«Людской убавлю гонор.
Ты великан, но ты сейчас
Всего лишь жалкий донор».
И люди бедные опять
Ворочались в постели.
Им снова толком не поспать,
Как сильно б не хотели.
А днем трудиться им невмочь, —
Клюют от недосыпа.
Сплошной кошмар — и день и ночь.
И всё клопу спасибо.
Укус, укус. Коварней, злей.
Ужаснее мученье…
И наконец-то у людей
Возникло подозренье.
Ребром поставили вопрос —
Узнать уже, в чем дело!
И вычислен был кровосос,
Виновник беспредела.
Хозяева сказали: «Стоп!
Да что ж это такое!
Какой-то клоп, нахальный клоп
Нам не дает покоя!»
Открыт диван, и в каждый стык,
Во все углы дивана —
Пшик дихлофосом, снова пшик.
И нет клопа-тирана…
Жил-был в диване хитрый клоп,
Жестокий кровопийца.
Но уничтожен мизантроп,
И людям крепко спится.
Живут счастливые всегда,
Отменное здоровье;
Лишь с дрожью вспомнят иногда
Насилие клоповье.