История эта послевоенная. Шел 1949 год. Алексей Цветков на самом деле мой прадед. Но как-то повелось, что называли его "деда". В его родной деревне ХмЕлево у него был закадычный друг Василий Махов - дружили семьями.
И вот в один из вечеров, уединившись в маленькой кухонке в доме деда Алексея, два друга сидели за столом и не спеша попивали деревенское пиво, настоящее, с градусом, с приятным сладковатым привкусом. Будучи уже под хмельком, дед Алексей вел беседу :
- Васенька, ты вот скажи мне - кто у нас в доме хозяин? Не знашь? А я знаю - бабы, моя Дарья и твоя Матренка, - и поднял при этом указательный палец вверх, в знак особой важности сказанного. - Наши бабы - что хотят, то и творят. Моя на днях такое учудила, ты только послухай.
Точу я топор в заулке и вижу, что наша внУка Тонюшка бегает мимо меня туда-сюда с ведрами, полными клюквы, - она тогда клюкву собирала на болоте - босиком (бережет обувку) с твоим племяшом Колькой. Ну вот, значить - раз пробежала мимо меня в дом, другой раз, третий, четвертый - клюквы-то много в этом году. И тут вдруг - бац! и пропала, не выбегАт бОле. Я думаю, пойду гляну - что да как. Обошел весь дом - ни внучки, ни бабки моей нигде нет, сдуло их, понимашь? Ну я и полез на чердак, так, для себя, глянуть на свой гроб - ты же знашь, что у меня для себя давно сделан хор-роший гроб, чтоб бабке моей потом, если чего такое случится со мной, не беспокоиться.
Захожу значить, я на энтот чердак и как глянул, так и остолбенел - мой гроб стоит на двух табуретках, полнехонький энтой самой клюквы, до краев засыпан, ядри твою коромысло! Я от злости аж подпрыгнул! Подбежал к энтому гробу и перевернул его кое-как, сам знашь, что одной рукой-то быстро не сделашь, рука после ранения в войну. И вся энта клюква - красно-бордовая, крупнющая, рассыпалась по всему полу. А я, в бешенстве от неуважения ко мне - ко мне, Ляксею Михалычу, свалился с чердака, как мешок с мукой, и стал рыскать по всему дому - искать энтих нехристей. И понимашь, ни бабки своей, ни внучки так и не нашел - нигде. Испарились!
Вышел я тогда на крыльцо, с горя закурил свой табак - ты знашь, Васенька, у меня табак добротный, - дед Вася качал головой, в знак полного согласия. - Стою, значить, и вдруг вижу - моя Дарья нарисовалась и как пава плывет в мою сторону, и знашь, так бедрами покачиват да покачиват....
А я схватил с гвоздя вожжи и так недобро ими....хлобЭсть! - хлопнул по перилам крыльца и как заору : "Вы что энто здесь вытворяете, чертовки вы эдакие , подите теперя и гляньте на свою клюкву - я ее всю растоптал, аж сок сквозь потолок кАпат!" Ох, Вася, лучше бы я энтово не говорил! Моя бабка вытаращилась и так недобро на меня как глянет - в глазах звезды, руки в боки и на меня идет, как корова бодАтая. Я аж вспотел весь. И, недолго думая, убег я, Васенька, убег от греха подальше - забежал на двор, закрыл на засов дверь и спрыгнул в сено прям к овцам - так и просидел с ними до самого вечера. Уже стал засыпать и вдруг слышу, внУка моя меня тормошит, видать, через ворота в хлеве прошмыгнула : "Деда, пойдем, я там на чердаке всю клюкву собрала и намыла твой гроб. Все хорошо, деда! Ты прости нас." Ох, Васенька, хорошая у меня внУка, да ты сам глянь, вон сидит с твоим Толиком на кровати, семечки лузгают.
Дед Василий любя поглядел на парочку - Тоню десяти лет и Толика тринадцати лет - ну чем не жених с невестой в будущем? "Пора нам, Алеша, породниться с тобой. Вот подрастут наши детки, и поженим их", - подвел итог он.
И под пятую кружку пива между дедом Алексеем и дедом Васей был заключен негласный договор о будущей помолвке.
Дед Вася с блаженством закусывал солеными огурчиками посола бабы Дарьи, которые при каждом надкусывании подхрустывали, и нахваливал жену друга :
- Ох и мастерица твоя Дарьюшка, все в ее руках - лАдно. А моя Матренка то ли от того, что младше Дарьюшки, то ли така уродилась, ничего толком не умеет. Засолила тут в бочке огурцы, а я как руку-то засунул туда, а там вместо хрустящих и крепких огурчиков одно месиво, ядрена корень!
А бабушка Дарья уже давно зашла в дом с миской, полной соленых огурцов -" для Васеньки", и, сунув ему в руки миску, стала выпроваживать балагуров. Скоро и баба Матрена пришла за своим дедкой и, взяв его под руку, на ходу говорила бабушке Дарье :
- Даринька, спасибо тебе, рОдная, за огурчики! Но в следующем году ты сама мне их засолишь, я, бестолковая, ничего не запоминаю, как делать правильно. А руки у тебя - ангельские.
На что баба Дарья отвечала :
- Матренка, да ну тебя, лиса ты эдакая! Да, ты права, мне легче самой засолить для вас, чем учить тебя.
Уже вечерело. Дед Алексей, зайдя в свой палисадник, стал рассматривать его - внимательным хозяйским взглядом. Вот растут четыре яблони - в этом году было много яблок - сочных, сладких, крупных и самых вкусных во всей деревне ( да что там, в деревне - во всех окружных деревнях, и это признано всеми). После того как родной брат бабы Дарьи приезжал к ним и привил яблони - те Ожили. А вот и грядки из-под огурцов, помидоров, всякой зелени ( лук, укроп, петрушка...) и клубники - всего было полно, и так каждый год.
В этой деревне росло все как на дрожжах, потому что деревня ХмЕлево была расположена как бы в закутке, в окружении леса. Ветров никогда не было здесь - одна тишь да благодать, и тепло. А сколько вишни - море! Все наедались этих ягод вволю. Хмель вился по жердям вверх, и эти жерди стояли ровно в ряд вдоль всего забора.
Однажды, разглядывая листья табака, который деда растил сам, он увидел, что рядом в хмеле, в длину по жерди, обвилась змея - длинная, черного цвета. Деда не убивал змей, это был его принцип - "Живое не губить, у каждого своя доля на белом свете". Он осторожно вытащил эту жердь из земли и понес к выходу из палисадника, а оттуда - мимо хлева на задворки в широкое поле. Положил жердь со змеей на землю и оставил - завтра заберет жердь без змеи.
...Вечер уже входил в свои права - окутывая всю землю пепельной пеленой и влажным, как и положено ранней осенью, воздухом. В деревне все притихло, только в избах из труб заклубился дымок - жизнь продолжается.