В один из дней, о которых спустя века благодарные потомки вспомнят с благоговейным трепетом, невразумительный поток мыслей подхватил и увлёк за собой одного молодого (или вовсе не молодого) человека, потащил его кривыми, обшарпанными улочками, мимо облезлых домов, утопающих в многолетней стагнации, к невзрачной, но очень гостеприимной булошной на Хотябрьском спуске, где уже с пол восьмого утра месила вручную тесто кондитер Вика Силагуб. Ну, кто её не знает? Вы тоже о ней слышали скорее всего. Раньше она была очень популярна среди любителей хлебо булочных изделий. О, её румяные, упругие булочки свели с ума не одного жителя маленького, ничем не примечательного городка Ничипурышки. Но годы были безжалостны к Вике и незамысловатому оборудованию её минипекарни. Булочки и пирожки утратили свою упругость и привлекательность, всё реже покупатели скрипели входной дверью, оставляя после себя мятые червонцы, и унося в авоськах, тронутые еле заметным налётом плесени, коврижки, главным достоинством которых теперь оставалась лишь чрезвычайно смехотворная цена. Пантелеймон Фёдорович был не голоден, вернее он испытывал лёгкое чувство пустоты в желудке, но не до такой степени, чтобы позариться на сдобу не первой свежести. Однако доброе, отзывчивое от природы сердце, не позволило ему пройти мимо покосившейся вывески «Викивыпечка». Вот таким образом несколько вовремя не убитых в зародыше мыслей распахнули покорным телом Пантелеймона дверь в кондитерскую лавку, в полумраке которой двигался какой то измученный силуэт, смутно напоминающий человека.
- Вик, это ты там или кто другой?- осторожно поинтересовался с порога Пантелеймон, держа правую руку в кармане пиджака на рукоятке молотка. Силуэт прекратил ритмичные телодвижения и с огарком свечи в заплывшем парафином стакане, направился шаркающей походкой в сторону оброненной Пантелеймоном фразы, невероятным образом застывшей облачком мерзлого пара в двух шагах впереди. Через несколько секунд слова, покрытые толстым слоем морозной накипи, начали одно за другим падать на дощатые половицы и разлетаться в разные стороны маловразумительными междометиями. Тем временем Вики приблизилась настолько насколько могла себе позволить в данной ситуации и пристально потыкала нескромным взглядом фигуру Пантелеймона в районе пряжки от ремня.
Исколотое место отреагировало на внешний раздражитель и самовольно попыталось выбраться наружу, внезапно окрепнув и раздувшись в плечах.
- Ладно, ладно , не вставай. Время ушло давно. Хоть есть что вспомнить. А, ладно, говори зачем пожаловал и вымётывайся. Некогда мне с тобой тут балясы острить.
- Так чем ты занята то?
- Не твоего скудного ума дело, с кем и чем я в данный момент занималась, пока ты меня не отвлёк.
- Видно плохо занималась, раз отвлеклась. Сколько там оставалось то?
- Да почти ничего. Думаю он сам закончил и вышел уже через задний проход. Так что, можно считать меня условно-досрочно освобождённой и готовой к новому замесу вручную. Поверь, Пантелей, руки всё помнят, не забыли.
- Да ладно тебе, Вик. Не по зову крайней плоти я пришёл. Просто сон мне странный приснился. Будто бы тот мир, в котором мы - Ничипурышкинцы – обитаем, скоро прекратит своё бренное существование, оживёт, встрепенётся и так начнёт развиваться на словах да на пяльцах, что все жители, выехавшие за пределы фантазии нашего горе-создателя, вернутся обратно, чтобы жить-доживать и солоно хлебать недохлёбанное за границей.
- Это что же, значит и Аныч опять вернётся? Ну, держись, Пантелеймон – второго пришествия помощницы комдива Василия тебе скорее всего не удастся пережить.
- Да будь что будет уже. Мне если честно всё равно. Через такое прошёл, такое повидал да пощупал, что теперь не стыдно и на дальней полке в мягком переплёте окончить своё литературное пресмыкание.
- Эх, Пантелей Пантелей. Как был дураком так с годами стал ещё большим. Булочку на дорожку пощупаешь?
- А давай, чего там – мы тут все свои, ложную скромность нам не к лицу на себя напяливать.
Вскоре все булочки Вики Силагуб были проверены на свежесть, упругость, все изюминки были пересчитаны и признаны годными к употреблению в постели перед сном, если в доме внезапно отключат здравый смысл и горячую воду.
Остаток адекватных мыслей, пресыщенных совершёнными деяниями, вновь подхватил Пантелеймона подмышки и выволок в непроницаемую завесу дождя, который топтался на месте уже вторую неделю и кажется совершенно забыл куда и зачем ему надо было идти. Огромная, просто таки необъятных габаритов лужа бесцеремонно, с отвратительным чмоканьем заглотнула ноги Пантелеймона по самые колени и с глухим, гортанным бульканьем не отпускала до самого подъезда многоквартирного общежития, где имел несчастье вот уже второй год, если не изменяет зайцгеймер, обитать многострадальный ЛГ, растерявший последние капли веры в своё светлое будущее, которое уже вряд ли успеет наступить на него этой весной.