Эра релятивизма
Закат Европы*: в ломбарде совесть, и призрак бродит бессчётноликий,
Сметая нормы морали, то есть – извечных истин культур, религий.
Порок восславлен, добро размыто в растленном мире (весьма капризном):
Опять латаем своё корыто, вживляя вирус релятивизма.
Возводим похоть в реестры права: долой запреты, раз жизнь красива!
Листая Канта, клеймим лукаво – свобода лучше императива*…
В единой чаше гремучей смеси шальных амбиций и заблуждений,
Любовь гордыней уравновесив, плывут аморфно людские тени.
Период краткий – от диссонанса* до стойкой связи с влеченьем эго:
В цепях иллюзий не будет шанса взойти с надеждой на борт ковчега,
Покинуть царство всеобщей скверны, вернуться в детство, к родным истокам…
Да только призрак мигает нервно из преисподней зловещим оком.
Слепую волю влечёт идея: вкусить усладу, забравшись в панцирь,
Умом и сердцем деревенея, застыть букашкой в янтарном глянце,
Навек исчезнуть (потерян стимул, в котором вера была желанна)...
Быть может, Логос людей покинул, коль миром правит закон изъяна?
Клеймом отмечен, покрыт коростой – гниёт в абсцессе потухший разум,
В плену соблазнов совсем непросто остаться чистым, цветя проказой.
От сладкой лести в безмолвном плаче уйти, расчистив себе дорогу
К блаженству духа, к любви – тем паче, что жить осталось совсем немного…
* Релятивизм этический – принцип, согласно которому не существует абсолютного добра и зла, отрицающий объективные критерии нравственности.
* Закат Европы – аллюзия на одноимённое произведение Освальда Шпенглера, где автор исследует вопрос вырождения культур и цивилизаций.
* Категорический императив Иммануила Канта – нравственный закон, согласно которому в каждом, даже в самом нравственно порочном человеке есть добрая воля, подлинное представление о добре и зле, заложенное с рождения.
* Когнитивный диссонанс – состояние психологического дискомфорта, вызванное столкновением в сознании конфликтующих представлений: идей, верований, ценностей…
Заброшенный дом
В заброшенном доме ночью видна луна,
Струящая свет в проталины ветхих стен:
За пару столетий он повидал сполна,
Роскошно блистая, чтобы истлеть затем.
В заброшенном доме плесенью скован сруб,
И воздух, впитавший сырость, тяжёл и прел…
А прежде он жил и радовал всех вокруг,
Бездомных калик уютом домашним грел.
В далёкие годы (помнится, хоть с трудом),
Здесь были покой, веселье и детский смех.
Теперь навсегда заброшен старинный дом,
Сокрытый от глаз людских на лесном холме.
И лишь детвора, что в этом краю живёт,
Сбегается в дом, укрытый по ставни в снег,
И ель во дворе украсив под новый год,
Затеплит камин, устроив себе ночлег…
Свернувшись клубочком, каждый теплом согрет,
А сказка придёт – тогда уже не до сна:
Морозную тьму рассеет бесшумный свет –
В заброшенном доме ночью видна луна…
Возвращение Одиссея
Море окутано дымкой – триера на ощупь
Тихо скользит по бескрайней, чуть видимой глади.
Двадцать потерянных лет… Неужели не проще
Скрыться в неведомых землях, спокойствия ради?
Мир обесцвечен – планида исхлёстана небом;
Мойры сплетают узоры, но нити непрочны.
Души изодраны в клочья – в сгустившейся мгле бы
Встретить едва различимые контуры ночи…
Тени врываются в поры Эгейского мрака,
Пенный прибой орошает прибрежные скалы.
Бремя скитаний окончено – близко Итака…
Где же теперь Пенелопа? ждала ли? искала?
Годы разлуки – возмездие долгого плена:
Меркнут седые руины поверженной Трои…
Алчность прельстила умы, как однажды – Елена:
Золото сплавили в кратере смерти герои.
Страх неизвестности – как лабиринты Аида,
Омут Харибды влечёт измождённую душу…
То ли тоска одиночества, то ли обида:
Некогда созданный мир невозвратно разрушен.
Может, утешат в печали великие боги,
Или враждой обернётся бессильная злоба?…
Сердце взывает к бессмертным, и хочет немного –
Верить, что любит, как прежде, и ждёт Пенелопа…
До встречи...
Серые будни – словно стальные клещи:
Памяти вторит гром заоконным эхом…
Время пройдёт – и станет, наверно, легче:
Вслед за разлукой будет иная веха.
Это – потом, и то, может быть, неправда:
Время не лечит – лишь притупляет горе,
Стылая мгла – одна для всего награда…
Много б дала, чтоб снова с тобой повздорить.
Я бы тебя спасла, до конца боролась,
Чтобы ты был со мною – живой, воскресший,
Только бы снова слышать любимый голос,
Только бы рядом быть – подбодрить, утешить…
Жаль, не успела много тебе сказать я,
Сладить с недугом тщетно, увы, пыталась,
Хочется вновь забыться в твоих объятьях,
Светом твоим согреться, хотя бы малость…
Ты ведь угас так скоро, но верю: слышишь
Плач пустоты, что болью в душе отмечен.
Знаю – любовь, как жизнь, нам даётся свыше…
Горе пройдёт: до встречи, родной… до встречи!
Август
«Вы шли толпою, врозь и парами,
Вдруг кто-то вспомнил, что сегодня
Шестое августа по-старому,
Преображение Господне»
(Б.Л. Пастернак. «Август»)
Озябшим воздухом расколото,
Ветрами пыльными раздето,
В зелёный мир вплетая золото,
Уходит ласковое лето.
Расшитый солнечными нитями,
Сверкает август многоцветьем,
В котором собраны невидимо
Оттенки канувших столетий.
Искрится небо отголосками
Прохлады летнего исхода –
И вновь узорами неброскими
Глядит уставшая природа.
Нисходит марево туманное –
На сердце дышится свободней:
Ведь наступает долгожданное
Преображение Господне.
И в тихой грусти расставания
С блаженством временной услады –
Огонь Фаворского блистания,
Как свет негаснущей лампады…
В нём будто к вечности восхитили,
Сорвав завесу жизни тленной:
Сияют вечные обители,
Влекут объятия Вселенной.
Душа – плутающая странница –
Оставив мир, взметнётся в Небо,
С рутиной временной расстанется,
Где благодать искала слепо…
Но станет чище и блаженнее,
Когда в распахнутую дверцу
Вольётся свет Преображения,
Коснувшись разума и сердца.