Лизавета Фёдоровна была строгой бабушкой. И нередко, когда я вовремя не являлся к обеду или ужину, а народная молва о моих очередных подвигах доходила до неё, опережая меня, баба Лиза, вооружившись вичкой или пучком крапивы, отправлялась искать внучка по деревне. В тот раз я пришёл сам. В прожжённых штанах. И готовый к самому суровому наказанию. Которого к моему радостному удивлению не последовало. Сосед Вячеслав зашёл к бабке раньше и немногословно разрядил ситуацию: «Внучок твой у меня в кузне цельными днями толчётся. Все поковать просит. Настырный. Сёдни я ему дал клещи подержать. Так штаны прожёг. Ты уж его не ругай». Бабушка, штопая дырки на коленях моих брюк, не ругала меня, а наставляла: «Это тебе не мальков марлей ловить. Занятие серьёзное. Приглядывай. Учись у Вячеслава. Хоть и мал ты ещё, а силу девать некуда. В кузне-то подрастрясёшь лишнее, потише будешь. А, кто знает, может, вырастешь и сам кузнецом станешь. Дело верное. Почетное».
Кузнецом я не стал. Орденов и медалей не выковал. Зато всяких почётных грамот у меня завались. С шестерёнками (как лучшему токарю учебного комбината), с краснозвёздными ракетами (в СА я в ракетных войсках служил), с книгой и глобусом (за недолгий педагогический труд). А уж с Лениным!.. Но всё же дороже всего то - давнее: сельская кузница, горн, наковальня. Ручонками в огромных брезентовых рукавицах я сжимаю длинные рукояти клещей, на другом конце которых докрасна раскалённый металлический прут. Кузнец Вячеслав бьёт по нему молотом, высекая снопы искр. А я едва ли не после каждого удара спрашиваю: «Я правильно держу?» На что он, уже начиная слегка серчать от моей цепучей, как репей, неугомонности, устало отвечает: «Эдак, эдак».
Самой главной благодарностью и самой важной похвалой в своей жизни до сих пор считаю хрипловатые слова, увы, уже давно покойного дяди Славы: «Эдак, эдак, етиа меть!»