... и три поколения обитателей.
В бодреньком доме на углу двух улиц, по которым проходили дороги с оживлённым движением, жила одна семья. Начало истории этого дома относилось к тридцатым годам прошлого века. Тогда в городке было мало автомобилей и дорога, проходившая мимо дома, после обильных дождей превращалась в огромное болото, с ямами посредине. Потому мужики, проезжающие на телегах, заезжали почти на угол дома, не желая погружаться с телегой и лошадью в грязевую ванну.
Водители редких грузовиков тоже не хотели застрять посреди лужи и тоже проезжая, задевали угол фундамента многострадального дома.
Дети, после дождя меряя лужу, закатывали штаны или повыше поднимали платьица, но проваливались по плечи и визжали от восторга по поводу глубины лужи. Они строили запруды на потоках бурных ручьёв, перетаскивая песок и землю в панамках и подолах рубах, за что потом дома от матерей получали строжайшие выговоры, а-то и веские подзатыльники.
Городские власти время от времени пытались обуздать лужу и строили каменку на дороге. Рабочие укладывали крупные камни, подгоняя так, чтоб поверхность была относительно ровной. Но, то ли каменка быстро разрушалась, то ли ливни тогда были такие мощные, но лужа снова проявлялась после обильных дождей.
А двое стариков в домике ждали с войны сына танкиста. Надеялись: вот уж он вернётся и всё хозяйство наладит - и тропинку засыплет, чтоб вода до дома не доходила, и дикие кусты сирени в саду окопает, и яблони опилит, и, может быть, восстановит пасеку, которая была до войны. И зазвенят детские голоса, и дружная семейка засадит огородик, выполет с гряд сорняки...
Наконец, в солнечный майский день, торжественный голос диктора объявил по радио, что чёрной тарелкой висело над старинным письменным столом: " Война завершилась! С Победой, товарищи!"
Сердца стариков-родителей охватила радость и какое-то неясное смятение...
Наконец, сын сообщил в скупом письме-треугольнике, что оставлен служить в Германии комендантом города N...
Потянулись тоскливые дни - неделя, месяц, второй, а потом страшная похоронка скупо сообщила, что сын погиб при взрыве военной машины в служебной командировке, похоронен на воинском кладбище...
Мать упала без чувств. Вызванные из больницы медики прибежали быстро - до больницы было не более 100 метров. Мать привели в чувство, но она долго не могла встать, а потом продолжала молчать... Она прожила ещё лет семь, но не оправилась от этого удара до самой смерти.
Приехала дочь-вдова с детьми из деревни, где она учительствовала ещё до войны.
В доме зазвучали детские голоса. Но дедушка строго пресекал громкие голоса, чтоб не беспокоили больную бабушку. А сама бабушка с тоской смотрела на этих орущих и бегающих детей, которым никакого дела не было до её горя. И детские, не всегда безобидные, проделки воспринимались стариками, как злостное издевательство... Хотя, по меркам мальчишек, съехать зимой с крыши на салазках было очень весело, плюхнувшись сначала на поленницу дров, а потом в сугроб за поленницей. Или весной притащить грачонка и свить ему гнездо на сортовой яблоне - гордости деда. Или носиться, как клоуны в цирке перебирая ногами, на бочке из-под огурцов. Или расстреливать из самодельного лука висящие на ветках яблоки и груши нового сорта, которых дед так ждал, чтоб попробовать... Ну, а по вечерам затевали игру в прятки, выбрасывая одежду из сундука, чтоб там соорудить чучело, похожее на человека, а самим забраться на модную когда-то, а теперь поеденную жучком, полку вешалки...
Иногда дед не выдерживал и выбегал из своей комнаты, потрясая ремнём. А озорники забивались подальше под кровать...
Не любовь к внукам, а ненависть к тому шуму, что они затевали овладевала бабушкой, временами ей хотелось их избить, выгнать... Но вспышки гнева лишали её сил и она опять долго молчала, не вставая с постели, плача старческими слезами.
Умерла так же молча, через год после смерти мужа.
Двое внуков переселились в комнату бабушки и дедушки, и она стала называться "ребячья". Мать и отчим все дни были на работе, братья после школы занимались чем хотели. Один посещал авиамодельный кружок, а второй просто бродяжил по городку с такими же друзьями, о которых взрослые вспоминали только тогда, когда надо было дров напилить-наколоть, огород вскопать, грядки полить или кастрюли и чугуны почистить.
Была у них и сестра, родившаяся после войны. Год она проходила в детский сад, где не могла понять, почему её ставили в угол только за то, что разбежавшись каталась в своих старых валенках, как по льду, по гладкому линолеуму. Заведующая, толстая и злая тётка, иногда заходила в группу во время тихого часа. Дети не то, что затихали, а переставали дышать. А наша непокорная девочка решила пошевелить большим пальцем ноги под одеялом. Да и лежала "неправильно" - не на правом боку, подложив ладошки под щёку, как было приказано, а на спине, да ещё с открытыми глазами... Заведующая подскочила к ней как ястреб, ударила кулаком по шевельнувшейся ноге, потом выдернула ребёнка из-под одеяла, и волоком протащила в холодную умывальную комнату, где и оставила на съедение страшным домовым, о которых ходили слухи среди детей. Весь тихий час девочка простояла, дрожа от холода и страха, босиком, не смея шелохнуться...
С мальчиком, который посмел во сне описаться, заведующая поступила ещё страшнее - она с размаху била его мокрой простынёй, свитой в жгут, по лицу, приговаривая чтоб просился... Дети её втихую звали "лягушка" и "кадушка".
Девочка дома заявила протест, на пребывание в детском саду. А на выяснение матери правды - ей заявили, что у неё накопился долг по оплате за питание.
Девочке, которая стояла, прячась за мать, Лягушка, елейным голоском говорила, - "Как же ты уходишь, мы тебя хотели снегурочкой на новый год нарядить..."
А добрая, улыбчивая воспитательница из группы - ещё раньше ушла с работы.
После бесплодного разговора с заведующей, мать решила забрать дочь из детсада, рассчитывая на то, что братья могут присмотреть за ней, придя из школы.
И девочка бродила по дому, докучая братьям тем, что брала их книги, могла начеркать в тетрадке, трогала тонкие авиамодели старшего, пыталась утащить лук со стрелами, смастерённые средним братом.
А однажды взяла его складной ножичек с перламутровой ручкой и множеством лезвий, поиграла им, а потом... подарила незнакомому мальчику на улице. Горю и возмущению брата не было предела.
Потому они прогоняли сестру из своей комнаты, не гуляли и не дружили с ней. Их злость на сестру усиливалась ещё оттого, что она называла отчима папой, а тот приносил ей конфетку с работы. И, хотя она честно делилась половинкой конфеты с ними, им всё равно было досадно, что конфетку давали не им.
Ну, без сладкого-то они не оставались. В подполе всегда стояли большие банки с вареньем, и можно было наложить половину стакана варенья на стакан чая. И хотя этого никто не запрещал, но делалось это всё равно в отсутствие взрослых. А ещё в спальне родителей всегда стоял большой мешок кускового сахара, который ребята так же брали, когда старших не было дома. Иногда средний брат давал огромный кусок сахара сестре, приговаривая: "На. - Не в тебя жадный..."
Так и жило население этого дома, стараясь не попадать на глаза друг другу, если от других ничего не нужно было. Мать работала в деревне и ходила пешком до работы и с работы по 6-10 км. Отчим пропадал на работе, иногда являясь сильно «навеселе», тихо ложился спать, чтоб жена застала его уже спящим, а не пьяным.
Годы шли, братья друг за другом уходили в армию, потом уезжали по направлению на работу, женились, наезжая в отпуск с детьми. Племянники были близки по возрасту, дружили, любили бывать вместе большой компанией. Тогда весёлых детских визгов, возни и хохота становилось неизмеримо больше. И сам дом будто увеличивался в размерах, вмещая в себя втрое больше народа, собирающегося за празднично разложенным большим столом на общие трапезы.
И у сестры так же были дети. И хотя замужество оказалось не очень долгим, но дети росли дружными. Они ладили со всеми, кто принимал брата и сестру, не разделяя на мальчишескую и девичью компании, водя компанию с соседскими детьми и двоюродными братьями и сёстрами. Воспитывать детей помогал сначала детский сад, потом школа, но летом, на время маминой сессии в институте, всё же доставалось и бабушке с дедом.
Трудное было время, но самое счастливое в истории этого дома и его обитателей. Дети учились легко, были послушны и самостоятельны. В доме звучала музыка пианино, на котором дети учились играть, проигрывателя, считавшегося тогда «самым современным». Впрочем у детей были свои походы, далёкие велосипедные вылазки с друзьями за город и поутру на рыбалку на реку.
Но слушались деда с бабушкой, если надо было копать огород или поливать грядки, то помогали, если не были заняты в муз. школе и выучили уроки...
Вместе с матерью возили на тачке кучи земли из огорода – и засыпали историческую лужу на углу перед домом. А вокруг дома давно была асфальтовая дорога.
Лишь во время сильного дождя, ручеёк заставлял прохожих пройти чуть ближе к деревцам, посаженным на насыпанном возвышении, защищающем от дорожного потока тропинку.
Но вот и дети выросли, закончили школу, и разъехались.
Домик замолк, затих, заскучал…
И мать решила посадить перед домом вишни.
Думала:-
"Не у всех же есть сад, а тут можно прохожему, идущему по своим делам, сорвать и поесть вкусных ягод. И радостнее будет ему и мне, потому что я вырастила эти деревца на радость людям.»
Как ни странно, но вишенки выросли в два года и начали давать урожай. А через 4-5 лет это уже были большие деревья с толстыми стволами, сплошь покрытые белопенным цветением весной и крупными темно вишнёвыми ягодами к августу...
Однажды увидела, как мальчишки, воровато оглядываясь рвут вишню. Сказала в открытое окно: «Можно рвать, кушайте на здоровье» Ребята без слов нарвали полные карманы, куда можно было наложить ягоды. Женщина тихо улыбалась этой ребячьей удаче, радуясь за них.
На другой день услышала, как отец сердито ругает кого-то, рвущего вишню. Вошла в комнату, чтоб сказать, что разрешила сама рвать ягоды. Но то, что она увидела повергло её в шок…
Большой подросток, ростом и весом со взрослого человека, торопливо рвал ягоды вишни с верхних веток,.. взгромоздившись как на стремянку, на хлипкую раму открытого окна…
У неё даже слов не хватило, чтоб что-то сказать. А подросток, схватив ветку с ягодами, сорвал полную горсть, и спрыгнул. Прячась, пригнувшись, скрылся за углом дома…
На верхушке деревца ещё были ягоды…
Жаль было пилить красивое деревце, но пришлось сделать это, спасая домик на углу от очередной стихийной силы…
И посадили вокруг домика сирень. И теперь прохожие ломают ветки, чтоб найти счастье. Но сирень легко пригнуть. Если счастье засветится на самой верхней ветке, то его можно достать, не ломая всего дерева и не залезая на него.
Иногда же хочется ПРОСТО найти счастье.