Был этот дождик тих и в проповеди кроток,
Преображая силуэты городских окраин,
Сливался воедино с одиночеством высоток,
И с неразгаданностью молчаливых тайн.
Врезалась резко глубина размытого рисунка,
Мельканием зонтов и блеском серых луж,
Где властью голого бетона и холодного рассудка,
Надрывно проявлялась разобщённость душ.
Включали жидкий свет гигантские теплицы,
Привычно начинали жить знакомые углы,
Притягиваясь, отторгались малые частицы,
Сплеча рубились и вязались новые узлы.
Дышала талым воздухом безмерная огромность,
Делился снова день на части, как пирог,
В глаза бросалась удивительная скромность,
Знакомый мартовской природы эпилог.