Зашторенная в ночь луна и тьма коморки,
Разбитый потолок, скрипучая постель,
Зима, похожая на осень, дрожь костей,
И ощущение засохшей хлебной корки.
Под одеялом корчится больное тельце,
В двери под гнётом ветра ёрзает засов,
А в леденящем вое беспризорных псов
Таится плач избитых до смерти младенцев.
Виски болят колючками воспоминаний,
Биеньем сердца, маршем, топотом копыт,
Но отпечаток детства будто бы забыт,
И день вчерашний словно плавает в тумане.
Как часто белые ладони набредали
На жёлтый лоб, на кашель — хлёсткий, как лоза,
А после натирались веки, и глаза
Слезились полудрёмой родовых преданий.
Наутро — пробуждение: в поту и рано,
Размытое пространство, едкий жар, озноб,
И грустная, едва заметная за сном
Улыбка, что в лице кривится чёрной раной.