Дорогой, в пыли, за дубовой калиткой
Бредет с коромыслом и ведрами вдаль,
А дома: Красуется в фото-открытке
Невестой прекрасною, бывшею встарь.
Горбатой спиною поднятые ведра
В костлявых руках не расплещут воды,
А на фотографии: Стройные бедра
В панбархате синем под тенью косы.
И в тапочках лодкой, с походкою робкой,
На шее веревка, на ней стертый крест.
Ну а на портрете: Сапог со шнуровкой,
И в чарльстоне танцующий жест.
И зубы в стакане, и стекла на полке,
И грусть одиночества в светлых глазах.
Ну а на портрете: Сверкают под челкой
Огни угольков и природный азарт.
…
Злодейка зима, печь трещит неустанно.
Поленья тяжелые и кочерга.
А в прошлом: повозка с нарядом - приданным,
Родители живы, сызнОва изба.
Портреты детей на раскладках комода.
Кто жив, кто сошел уже в недра земли.
Медаль героини с тридцатого года
Висела, сверкая, на левой груди.
Лом твердый в руках сухопарой старухи.
Из курицы сварен наваристый суп.
И будет, как в старь, раздавать на пороге
Свои пирожки из натруженных рук.
…
В гробу, в платье шелковом майской сирени...
Напрасен, возможно, такой эпатаж.
НА БАЛ! От суровой российской мигрени,
Как в бытность, уносит её экипаж!