Грохот струй, полощущих крышу, свивается в водосток.
Ветер уносит дожди куда-то к черту на Дальний Восток.
Взаимные лезвия наших циркулярных фрез
сцепляются со скуластым визгом и россыпью искр.
Мы как два хищника, закусившихся пастями —
или отступим одновременно, или оба погибнем вдрызг.
Мы дети полураспада семей и распада всех идеалов.
Ей богу, Мадлен, ты права, лучше нам не встречаться в реале.
Мы гной сгнившего в алкоголизме социума.
Чтобы любить друг друга в нас слишком много ума.
Ажитированная депрессия — это когда, волосы серебря,
некто вышедший из себя, уходит, взбешённый, в себя.
И вот, развинченный, недисциплинированный, капризный,
он обрушивается на телевизор.
И, узнав, что всё хорошо, называет его «тлевизор».
В этот раз, как и в прошлый раз,
нам не хва для проклятий начальству хорошо проклинающих фраз.
Ваяя вой, волки натягивают на лунные инструменты синие струны оскала.
Муза размазана розовой краской о музыкальные скалы.
Злые соседи по аду в пожаре тычут вилами в пластмассовый дым.
Мне не найти достойной причины для того, чтобы быть молодым.
Роковая ошибка студента – сделать ценностью секс.
Объясни мне с любовью ко мне: зачем я пишу этот текст?
Чехов достал из сгоревшего танка
живую повизгивающую Каштанку.
Наши дети рассматривают нас как социальный лифт.
Но всё, что я знаю о жизни: человек человеку конфликт.
Легированная сталь нигилизма стекает со лба ошалелого Ницше.
В условиях инфляции всего и вся, чем богатым — лучше быть нищим.
В 98-ом мне здорово повезло — к августу я как раз всё растратил.
Чтобы избавиться от половых проблем притворяйся, дружок, кастратом.
У бесплодия сухой ксилофонный звук, как стук целующихся скелетов.
Твой брак не более, чем контракт двух хозяйствующих субъектов.
Оцарапанный марципаном, опаленный плевком, избитый изобилием быта,
я кричу тебе мысленно: сволочь,
никто не забыт, никто не прощен, вовеки ничто не забыто.
Лишь задвинут над готовальней тяжелый могильный засов,
Бог тебя покарает карами, и ты ответишь за всё.
Горящие уголья просыплются тебе на главу, и не с ведро, а с мешок.
Господи, если ты в здравом уме, ты знаешь, как это смешно.
Конечно, за всё про всё ты подаришь ей дивный оникс.
Или банановый пончик – скажем, «Doughnut Банионис».
Ты ж никогда не поможешь страждущему и неимущему,
ты знаешь, что похвала – подножка быстро идущему.
Мы будем плавать в реке, какой-нибудь Виногра-Дарье,
в чудесной щекотке, в рае,
где щебет дукатов горстями я набираю,
и как бы ни пряталась ты в зарослях дивной капусты,
настойчивый Дон Жуан без оргазма тебя не отпустит.