Как проявленную киноплёнку я прокручиваю в мыслях жизнь.
Поначалу наивным ребёнком она в лес сутулый бежит.
Ловит солнечный свет в ладошки, умывается летним дождём.
И секунды, как хлебные крошки рассыпает щедро кругом.
Разукрашивает утром небо в разноцветные краски души.
В бездну прыгает прями с разбега, постоянно вперёд спешит.
А потом начинает видеть горизонта сырую нить.
Замечает, что может обидеть, понимает, как трудно простить.
Её тянут глаза магнитами, только пара единственных глаз.
И судьбу заполняет страницами своей книги, как в первый раз.
Окунаясь в бездарный сценарий так уверена мир удивить.
И фатально идёт на свидание, чтобы сладкого яда испить.
Летаргический сон начинается, когда ставит всё по местам.
Просыпается, ест, одевается, ходит по воскресеньям в храм.
Как и все рожает потомство, страсть животную боготворит.
От рутины уже не очнётся, ей по нраву, когда она спит.
Превращает в священнодействие каждодневный свой ритуал:
Залатал нелюбимые вещи, отутюжил, помыл, убрал...
А под старость становится ясно, что уже закрывается дверь.
Смотрит в зеркало как-то бесстрашно неподвижная, тусклая тень.
Из замызганных воспоминаний вечерами вяжет носки.
Помнит ложь любовных признаний, трёт морщинистые виски.
И проявленная киноплёнка навсегда подходит к концу.
Постаревшие руки ребёнка ты протягиваешь к праотцу.