На берегу, где лес свели,
И брёвна сплавили плотами,
Цветы на вырубках цвели
И пахло дикими котами.
Гудел буксир издалека,
Был день назавтра нерабочий,
И два приплывших рыбака
Костёр раскладывали к ночи.
Темнела Мишина Гора,
И мошкара столбом держалась,
И гулко эхо топора
От края леса отражалось.
А чуть поближе к огоньку,
Где на сосне висело било,
Как кочки с клюквою, во мху
Темнели старые могилы.
Тут вовсе не было крестов,
Но был пяток ржавелых траков,
Как рыжий выводок птенцов,
Среди щепы и буераков.
Росла черника посреди,
И вдруг, негромко, за спиною
Услышал я: «Не уходи» —
Над тишиной и бузиною.
На вёрсты не было жилья,
Кусты и гарь лесоповала.
...Так говорила мать моя,
Когда лежала умирала.
...Христе, Спаситель, Боже наш!
Хранитель сирых и скорбящих!
Ты сам что можешь, то подашь,
Попомни о лежащих в чаще.
Ты милосердный Отче чад,
Вельми повинны наши выи!
Пусть изгубленные молчат,
А говорят за них живые.
...И, слов не в силах обрести,
Я вышел к берегу пустому,
Мне было два часа идти
Вниз по реке к жилью людскому.
А за вспотевшею спиной
Сквозь березняк и ельник гиблый
Пластался голос надо мной:
«Не уходи» — глухой и хриплый.