все говорят о ней
с тополей осыпаются все ее
восемь детей
агния ада ассоль
соседка стучится
что-то молчит про соль
нет никакой вины
если у мертвых пальцы
одной длины
(в скобках) выпусти нас
оля кира коля олег и стас
***
у нее было много тех
что шаркают кашляют
и дарят пару конфет
глаза белесые словно
зернистый мех
она цепляла
за проходящий снег
закрываясь на ключ
со слесарем алексеем
с библиотекарем ипполитом
с безусым варфоломеем
а утром на тумбочке
мерещились леденцы
дюшес или мятные или взлет
в тонких ветках о чем-то
пели птенцы
и мимо стен печатался пулемет
шел сорок первый
кто знает о чем поймет
***
она откусывает от себя снег
кварцевый хлеб
полупрозрачный свет
кладет в детский рот
в ее руки капают восемь
багровых нот
на клеенке соль
бормочет
и это пройдет
***
смахнув с лица последнюю каплю воды
она шептала что-то на дойч
приближала в руках стекло
словно это была не агния
не девочка и не дочь
а мягкий ягненок
горечь и молоко
шел сорок третий
было совсем легко
***
в тот день приехали поезда
из вагонов падали трупы
смерть как баба глядела из-за угла
шевелила усатые губы
некрасивая словно вереск и лед
на деревянных могилах
сотню она обнимала в рот
тысячу укусила
шел сорок пятый последний год
если бы ты спросила
***
мы остались в этом городе
в этом белом белом городе
в этих белых городах
будем легкие рубашки
незабудками ромашками
в непогоду вышивать
непогода у нас страшная
страшно даже называть
***
кира не говори маме
я промолчала как плесень на кованой кружке
тихо как платья сидят
прозрачные дети подружки
родственники и даже
кошка покрытая пылью
крошками хлеба
звякают тонкие ножки
по деревянному небу
я бы хотела состариться
но не успела