Блог Между Ног. Третий сезон, эпизод четырнадцатый. Безопасность.
Шёл пятый день семидневного дистанционного фотоинтенсива по техникам эротического автопортрета на смартфон с использованием подручных материалов в домашних условиях. Да-да! Теперь у меня есть диплом о том, что я знаю, умею и просто обязан отправлять в личных сообщениях членофото - дикпики. Семь дней учился! Шёл пятый день.
Хотя, нет. Лучше забежать вперёд, чуть ближе к финалу, раскрыть карты, успокоить всех, кто может беспокоиться о безопасности участников этой истории. Забежим вперёд?
Суббота. Девятое мая. День Победы. Доброе утро, ты хорошо спала? Да, отлично. Почему так рано встал? Не знаю, выспался. С праздником тебя. Ты уже поздравлял. Сколько у нас ещё времени до окончания эксперимента? Около трёх часов. Что будем делать? Для начала, пока есть утренний свет, надо выполнить задание интенсива и отправить фотографию в группу. Какое у вас задание сегодня? Сейчас почитаем. Фото гениталий. А это не должно было быть первым заданием? Не, мы долго к этому шли. Будешь сейчас снимать? Я могу подождать, пока ты доешь завтрак. Не обращай на меня внимания. Хорошо. Раздеваюсь.
Достаю пробники интерьерных текстур. Ищу место света, где утреннее солнце равномерно рассыпается по комнате. Устанавливаю самодельный штатив параллельно живописной текстуре. Ставлю режим автоматической съёмки серии кадров. Беру себя за кончик пениса. Максимально оттягиваю его вперёд, так что длинный, узкий, конусоообразный червяк пересекает кадр по диагонали. Второй рукой делаю фокус. Потом перехватываю кончик и трижды перекручиваю пенис винтом. Тоненькие, пропущенные бритвой волоски топорщатся в фокусе. Складки перекрученной кожи отливают разным оттенком смуглой кожи. В кадре нет ни руки, ни головки, ни основания.Только корчащийся винтом червяк на макросъёмке от края до края. И венки. Были ещё кадры с прижатым - расплющенным пенисом по стеклянной двери, манипуляции с битым стеклом, сжимания, битьё по предметам. В конечном итоге возвращаюсь к первому снимку. Вытягиваю резкость. Отправляю выполненное задание. Кажется, я как-то слишком много себя тискал. Мне надо помастурбировать: можешь выйти, если некомфортно. Нет, мне норм, если тебе норм. Да, конечно. А это у тебя мастурбатор. О! Спасибо, что напомнила, хотел снова попробовать в него втянуться, поначалу не заходило, пользовался только реалистиком. Включаю чёрный - похожий на космический корабль мужской вибратор с лепестками, обхватывающими головку. Выдавливаю смазку. Закрываю глаза. Поначалу идёт хорошо. Выгибаюсь. Уже так увлечён, что движения руками сменяются - наоборот - движениями таза к зафиксированному в руках вибратору. На фоне: щёлк, щёлк, щёлк. Теряю настроение. Член опадает. Съёмка всё-таки не даёт сосредоточится. Всё это время Танюша снимает на зеркалку бэкстейдж. Потом мы завтракаем, продолжая обсуждать её фотопроект - двадцать четыре часа бок о бок с незнакомым человеком, не вмешиваясь в ритм и практики его жизни. И так сегодня до тринадцати ноль-ноль. Всё. Двадцать четыре часа истекли. Танюша собирает вещи. Ты выйдешь со мной? Пройдусь до магазина. Подожди. Я, когда продумывала этот проект, решила, что в течении двадцати четырёх часов не будет никакого физического контакта. Но сейчас хочу тебя обнять. Ложусь рядом на диванчик.
Идём в сторону метро. Тебе как вообще было провести сутки с фотографом? Иногда очень неудобно. Когда? В моменты личной переписки. Я же в основном видеосообщениями общаюсь сейчас. Это когда я уходил резко на кухню. Ну я не слушала, если что. Дело не в этом. Просто это интимнее всего, что ты видела, даже если это болтовня о погоде. Понимаю.
Как видите, всё закончилось полюбовно, по-доброму. Хороший был предпоследний день интенсивной недели. Проводив Танюшу до метро, я вернулся, получил жёсткую критику своего членофото. Сенсейка ожидала от меня более художественного решения. Стал переделывать. Засунул член в настольную лампу. Включил. Обжёгся, но новый кадр сделал. Потом вывалил на белый в разводах фон: шприцов с засохшей красной эмалью, окурков из пепельницы, маленькое квадратное зеркальце, поставил член, пережал у основания, чтобы он побагровел, а вены проявились , как корни дерева из-под земли. Поймал в зеркальце свой щуплый торс с кулаком. Щёлк. Отправил оба варианта. Снова мимо. Снова недостаточно художественно. Взял одну из папьемашовых копий Пушкина, отнёс в густо-жёлто-ржавую ванную. Намазал Александра Сергеевича фиолетововым. Забрался. Начал ссать ему на лицо, снимая второй рукой. По ногам и эмали полетели жёлто-фиолетовые брызги. Фиолетовые ручьи стекали в слив. Отправил. Лучше. Но тоже не то. Забил. Сел рисовать.
Потом, как и каждый год на девятое мая, с самого детства - вначале ещё с дедом, потом с женой теперь вот один, поставил чёрно-белую версию “В бой идут одни старики” и полтора часа ревел. Не переставая, захлёбываясь, Задыхаясь, воя, весь в соплях. Как и каждый год.
Пришёл видеокружок в личной переписке. Привет, прости, я зарёванный. В ответ ещё один - с сочувственным “мяу”. Мяукнул в ответ. Ещё один - с урчанием. Записываю ответное урчание. Потом обмен обнюхиваниями. Порычали. Покусали себя. Подышали с предыханием. Незаметно милые передразнивания животных переросли в соблазняющие почти агрессивные, но не менее оттого нежные видео. И вот уже в диалоге кружок за кружком - стоны, ритмичное дыхание, жужжание вибратора и моя напряженная рука. После - уставшие улыбки и в первый раз за пятьдесят минут общения - слова, тихие слова, пожелания добрых снов.
Шёл пятый день фотоинтенсива, в течении которого семьдесят человек семь дней подряд снимали обнажённых себя. Я проснулся непривычно рано - около десяти. Всё последнее время работал по ночам и поднимался дай бог к часу. Потому и договорились с Танюшей на тринадцать. С тринадцати ноль-ноль восьмого, до тринадцати ноль-ноль девятого. Двадцать четыре часа бок о бок с фотографом. Не хотелось разрушать её стройную концепцию. Поэтому лёг обратно спать.
Люблю участвовать в чужих концептуальных проектах, следовать чужой логике. Мы с ней договорились сделать что-то совместное в конце апреля. Но до вторника был слишком увлечён рисованием комикса. Десять картинок о себе. Маленькая личная история о том, почему у здорового двадцатидевятилетнего мужчинки столько проблем в интимной сфере: от нерегулярного стояка до почти отсутствия чувствительности головки. Небольшой каминг-аут - признание в том, что я - мягко (хи-хи) говоря - не герой-любовник буквально взорвал мой канал. Такого количество людей отреагировало, поделилось на своих страницах и в группах, что за сутки канал вырос так, как ни прирастал даже после первой поездки в Москву.
Тогда же - во вторник, когда весь день полетел к чертям из-за необходимости вежливо благодарить всех, выразивших небезразличие к моей истории. О нет, мне, конечно, приятно. Но я считаю хорошим диалогом лишь тот, который заканчивается выходом в действие. Вот стоят два человека - что им говорить друг с другом? Но если надо сделать что-то совместное. Бревно там отнести с места на место. Вот тут язык и речь как нельзя кстати. И такие сообщения были - те, который закончились на какой-нибудь совместной идее - а давай. А давай сделаем такой-то и такой-то вместе проект, а давай ты поучаствуешь в… И вот после всех этих разговоров, во вторник, вечером - очередная встреча дискуссионного клуба Словами Через Рот. Тема - бодипозитив.
На прошлой встрече - неделю назад - приглашённым спикером была Маша Додо, делающая гипсовые слепки пенисов и вульв в рамках своего проекта про принятие тела, его красоты, его права на индивидуальность черт и всё вот это. Прошлая дискуссия закончилась тем, что из приглашенного спикера она вошла в команду организаторов проекта. Нынешняя встреча закончилась совместным - в приложении для конференций - выпеканием кексов. Поговорили - сделали. Поговорили о бодипозитиве. Сделали сладенькое.
Не стал смотреть до конца. Возможно, потому что тема принятия тела для меня полтора года, как закрыта. Это если говорить о чужом теле, разумеется. Не то чтобы до этого я был страшным ненавистником немодельных тел, но вот определённый момент брезгливости… Та или иная деталь: коленка, родинка, форма носа, пальчики - могли сломать всякое романтическое отношение к человеку. И когда эта деталь была скрыта под одеждой, то случались казусы: вот у вас всё хорошо, общаетесь, пьёте чай, стягиваешь с неё джинсы. Фи! И это у меня - неказистого, с животиком, пообломанными зубами и тонким через раз встающим членом.
А тогда - полтора года назад - рисовал на первой своей вечеринке с дресс-кодом “ню”. Три сотни голых людей самой разной комплекции, со всеми возможными особенностями тела, двигаются на танцполе, трахаются по углам, втроём, впятером, во всех комбинациях. И как переклинило. Нет-нет, я не записался в эти слюняво-умильные “ути-пути все люди красивые, у каждого своя красота, мы такие все прекрасные”. Нет. Просто перестал видеть тела. Увидел людей. Парадокс? На голой вечеринке перестать относиться к людям, как к кускам мяса? Ничего странного. Здесь - в земной жизни - человек это что-то двуногое в джинсах и рубашке. Се человек! И если человек это что-то в платье, значит без платья - это что-то другое, другое отношение, акцент на различие. Если человек в платье - существо для общения, то по принципу проведения различия, человек без платья - нечто для чего-то другого. А когда нет никаких людей в платьях, когда все, со всеми своими коленками и родинками - вот тут, вокруг тебя, прикасаются, танцуют, задевают плечом, вот тут-то вдруг и обнаруживается, что люди, а не тела.
Кроме, собственного, разумеется. И ладно животик. Прошлым летом вроде научился не заставлять себя тренироваться, а именно - в радость и наслаждение - и он - животик этот - ушёл. Вернувшись только теперь на карантине. Все на карантине качаются, а я рисую, как сумасшедший, не вставая со стула - видимо, и геморрой вернётся, но ничего - обратно змея прогоним в пещеру - привыкли уже. Но вот, например, расстаётся твоя бывшая с любовником, ради которого и разбежались. Приходишь к ней на чай. Не потому что свободна - а потому что малой и папкин день. Приходишь чуть раньше, малой в садике. Она в разобранном состоянии - разрыв дело паршивое. Выговаривается тебе. Вспоминает его положительные качества. И как бы между делом - его член. Он, - говорит, - толще - и вот это именно то, что надо! Именно тот диаметр, которого ей девять лет с тобой не доставало. И всё. Ещё один комплекс - хрен вытравишь - в копилку. Теперь и уже - по понятным причинам - почти ежедневно (кроме тех редких вечеров, когда секс не в одного) - стоит только развалиться на диванчике со смазкой и фантазиями - в голове эта фраза. А в этой фразе всё - и с детства нелюбовь к себе, и обида за девять лет несовпадения сексуального темперамента - что забавно - не так, как было бы логично. По факту я всё время её хотел - двадцать четыре на семь (желание ведь не равно эрекции). В этой фразе и боль всех наших расставаний, когда она уходила к очередной своей влюблённости, а я снова и снова её возвращал (надо ли было?). Не знаю, какие там у них были пенисы, но теперь - в моей голове, они все, как у этого - в три обхвата. В этой фразе и стереотипное вытьё про “лучшие годы”. Никто не заставлял, не требовал от меня, чтобы на девять лет я забыл о том, что тоже художник, не писал холстов, не придумывал проектов, сидел дома и ждал, когда она вернётся с пьянки со своими подружками - с которыми они делают совместные выставки и крутятся в среде престарелых членов Союза, причмокивающих “ах, какаие талантливые художницы!”. И вот последние три года я снова - художник. И не испытываю презрения ни к Союзу (как бы мало ни относилась вся эта живопись к искусству), ни к возрасту мэтров, какой бы книжный мусор о живописи они не несли в своём Фейсбуке, ни ко всем этим творческим (тьфу-нах) с тонкой душевной организацией.
Короче, пусть с запозданием в девять лет, но художником я стал. Осталось проработать остальные чувства, всплывающие в голове, как только обхватываю член ладонью. Для этого, видимо, и записался в проект по эротическим автопортретам.
Шёл пятый день фотоинтенсива. Я проснулся второй раз, потому что Танюша, как написала, уже шла от метро в сторону мастерской. Оглядел мастерскую. Надо что-то ещё антуражное придумать. Достал гипсовую копию посмертной маски Пушкина. Повесил на стену. На лоб ему налепил розовый стикер с надписью “****А”. Чай? Ага. Так, ну я предупреждал тебя, что прохожу экспериментальную программу про принятие своего тела, так что сейчас, пока есть хороший дневной свет, буду прыгать тут голым. Расчехляет фотоаппарат. Раздеваюсь. Ставлю смартфон в цилиндрическую банку чипсов (идеальный диаметр, чтобы мой старенький Самсунг вошёл, но не провалился, и мог фиксироваться под любым углом). Внутри банки - для устойчивости - три яблока. Устанавливаю напротив ярко-алой стены в подтёках. Это то место белого лофта, которое я накрасил во время дистанционной карантинной фотосессии. К алой стене - вертикально - ставлю синий, сбитый из фанеры и брусков, подиум. Конструкция, оставшаяся от другого проекта про принятие тела, но тогда был по другую сторону и не мог проработать своих тараканов. Рядом с подиумом ставлю бюст Сенеки - живший когда-то у мамы, путешествовавший с ней с её студенчества, а теперь вот - у меня. Залезаю под потолок, на ребро подиума. Заныриваю в пространство между подиумом и стеной, держась на руках. Грубая лофтовая стена царапается. Как и задняя - техническая сторона подиума. Защемил член. Кричу. Пару кадров с торсом. Потом перебираюсь на внешнюю сторону синего пятна. Заныриваю - головой вниз, так что под алым пятном только жопа и ноги. Таня! Что? Я застрял. Помоги. Выбрался. Встаю одной ногой на Сенеку. Придерживаюсь за стену, ищу баланс. Нашёл. Отпускаю руку. Балансирую на философе-стоике. Просматриваю кадры. Последний. Обрабатываю.
В чём была идея интенсива, закончившегося десятого марта? Две максимально профессиональные в вопросах эротической чувственной фотосъёмки, две сильных и независимых наставницы. Семь, усложняющихся от первого к последнему, заданий. Важные теоретические знания о фотосъёмке тела: как сделать яркий живой снимок на мобильную мыльницу, раскрыв индивидуальность, не впадая в объективацию модели - себя, радуясь собственной красоте, научаясь любить своё тело не только через разговоры с терапевтом, но через практики наблюдения и фиксации себя в моменте. Каждый вечер предельно этичный разбор получившихся снимков, без сравнивания участников друг с другом, без любых комментариев про наружность модели - только о снимке, не критикуя, но размышляя - как сделать его выразительнее, точнее, выявить заложенную автором идею. Масса практических советов про организацию домашней фотостудии из говна и палок. Кто не хочет разбор - пожалуйста, можно просто выполнять задания для себя или выкладывать без хэштега #наразбор, общаться с другими участниками и участницами, делиться своими открытиями. Какие-то задания на принятие себя, как части мира природы, какие-то на прорабатывание “стадии зеркала”, какие-то на собирание себя в единое из разрозненного “люблю свои руки, не люблю свою задницу”. Просто песня, если вдуматься. Должно было помочь, если бы осознанно подошёл к процессу, а не пытался день за днём троллить наставниц своими членофотками. Каждый день я повышал ставки. Если понедельник был коллаж, отсылающий колоритом и композицией к храмовым фрескам. Только вместо пантеона святых: я на толчке, пенис сквозь дверцу стиральной машинки и всё в таком духе. То к воскресенью, когда участники и участницы искали красивые и остроумные аналогии между своим телом и дикой природой, моим ответом на задание стало фото, на котором полувялый, неестественно серо-охристый член в презервативе пытается проникнуть в силиконовый реалистичный мастурбатор, с самым ублюдским дизайном вульвы, какие только продаются. В качестве аналогии к этому кадру была прикреплена огромная серо-поносная акула, раскрывшая гнилую пасть. Увы, даже после этого, вместо “Арсений - ты больной извращенец”, я услышал подробный разбор цветокоррекции и кадрирования снимка. Не получилось. Ни принять себя, ни вывести наставниц. Ни то ни сё. Полуставший член.
Шёл пятый день фотоинтенсива. Танюш, пойдём гулять? Давай. Я знаю одно уникальное место тут недалеко. Галерея, которую всё ещё можно посетить. Во дворике арткластера, видимо, перед самым карантином, открылась выставка какого-то концептуального скульптора. Помещения артпространства, разумеется, закрыты. Но вход во двор - свободный. Культурная программа.
Идём по набережной, обсуждаем название её канала - “Танюша-можно” - пытаемся придумать, какой-нибудь совместный проект для наших двух. Кроме этих двадцати четырёх часов. Слушай, ну… это достаточно сложно. Идея твоего - можно. Ты последовательно, раз за разом, целенаправленно делаешь шаг из зоны комфорта. Продвигаешься наощупь. Кстати, тебе сейчас достаточно дискомфортно? Да нет, очень комфортно. Ладно, что-нибудь придумаю. Но как это бьётся с моим каналом? То есть… Вот есть - Маша Додо. С ней всё просто. Она делает гипсовые слепки, мы с ней списались, я взял фотографию слепка вялого пениса и нарисовал поверх сапрофита с членомордой, а из слепка пальцев в вульве - осьминога, напавшего на медузу. И это максимально органично для обоих каналов, когда берётся характер и действия одного персонажа - меня - Рыбы, и второго - Додо - и создаётся нечто столь же неожиданное, сколь и логичное. Вот! Это, пожалуй, идеальная формула для того, как мне нравится сотрудничать с другими авторами: то, что могло родиться только у нас, только у этих персонажей и ни у кого другого. Неожиданное и логичное. Как хороший детектив - неожиданно и логично. И поскольку все сейчас такие этичные и осознанные, такие ненасильственные, то я даже готов в этих коллаборациях - если надо - брать на себя роль необходимого для остроты сюжета - зла. Дворецким быть. В конце концов приходить к необходимости этичных отношений и ми-ми-мишного добра можно и солидаризируясь против ублюдков. Вон как на прошлогоднюю женщину года все ополчились и затравили из-за её высказывания, мол, жертвы домашнего насилия сами виноваты. И плевать, что селебы тут же начали выть о травле, мол, двойные стандарты, преследуют те, кто против преследования. Нихера! Через эту травлю происходит более важное действо: все остальные понимают, как больше нельзя высказываться. Ни при каких условиях. Она необходимая ритуальная жертва. Ату её! Правильно, что поносят и камнями закидывают. Если после этого ни одна селеба не позволит себе такое ляпнуть - пусть её на лоскуты порвут. Жертвоприношение богу добра и мирного неба.
Ходим вдоль современных скульптур. Неторопливо возвращаемся под майским солнцем, сквозь парк с прудиком и уточками. Сквозь совсем уже летние запахи. Возвращаемся в мастерскую. И у детской кроватки тайком ты слезу утираешь. Это ты Тёмную ночь поёшь? Ага. Не обращай внимания, я всё время под нос себе напеваю что-то. А что там написано вокруг дырки в стене? Добро пожаловать в реальный… У тебя не хватило места на слово мир? Нет, это так задумано. Дырка в стене и есть это слово. Что будем рисовать? Садись. Хочу отработать одну технику. Сквозь окно? Да, буду писать акрилом на этой стороне окна, продумывая, как изображение будет выглядеть на твоей стороне. Не дёргайся, я тебя обвожу. А давай теперь наоборот: я сяду, а ты меня нарисуешь. Как мне сесть? Вот так же - только в профиль. И возьми кисточку. Вот так? А можешь её не вверх направить, а наоборот? На полшестого? Ага. Могу. Будешь капусту с мёдом? Капусту с мёдом? Ну да, намазываешь лист и хрумкаешь - очень вкусно. Я попробую. А ты совсем не готовишь? Совсем. Ем только то, что само в холодильнике растёт.
Шёл всё ещё пятый день фотоинтенчива. Хотя формально - три часа ночи. С праздником тебя. За мирное небо над нами. Сидим, пьём чай. Спальные места уже организованы. Опасный у тебя эксперимент - каждый раз проводить двадцать четыре часа с незнакомцем. Ну да, я абы к кому не поеду. А о тебе у меня много рекомендаций, и у нас много общих знакомых. Она сидит на диванчике за столом. Я курю у окна. Да, люблю повторять, что я, конечно, маньяк, но не насильник. Вот только ведь это не правда. Как минимум, два раза в жизни у меня было сексуальное насилие. Не в смысле надо мной. Я был его инициатором. Стараюсь не оборачиваться. Трясёт, как всегда, когда решаешься переступить черту очередного каминг-аута. Расскажешь? Да. Один раз скрутил человека и засунул в неё пальцы, хотя просила этого не делать, отбивалась. Но потом всё было уже по-доброму, с поцелуями и явным движением навстречу, когда уже пальцы внутри оказались. А второй… Вернее, это гораздо раньше. Там совсем зверски было. Не физически даже. До секса не дошло. Но страшнее. Я так психологически надавил на неё, что она разделась, легла, раздвинула ноги и заплакала, в ожидании, согласившись на насилие. Не уговорами, не угрозами, не шантажом. Просто сломал, зная, что у неё в голове. А потом сказал - одевайся. Закуриваю вторую, всё ещё не оборачиваясь. А что ты сейчас чувствуешь по поводу этих девушек. Одной. Это было с одной и той же. Что чувствуешь? Я знаю, что никогда не повторю этот опыт. Потому, что меня не устраивают возможные последствия. Это как думать об убийстве, но не делать этого, потому что нет желания сидеть. Я очень дорожу той репутацией, благодаря которой - вот хотя бы ты сегодня сюда приехала, зная, что находишься в безопасном пространстве. Слишком долго выстраивал эту репутацию. Долго и по крупицам. Возвращаюсь за стол, отхлёбывая чай, смотрю в сторону. А ты можешь посмотреть мне в глаза? Да. В том что ты сказал, о том, что не повторится, не было ни слова о чувствах жертвы, ты думал об этом? Да, я понимаю. Но в том-то и дело, что в этой ситуации чувства другого для меня нет. Как будто переключается рубильник. Вот здесь я весь такой эмпат и думаю о других, и переживаю за них, и всё вот это. А потом шаг на другую территорию - и ничего. Меньше, чем ничего. Потому что возвращаясь в эти два воспоминания, я наслаждаюсь. Это мои любимые воспоминания. Даже второе. Да, секса не было. Но может именно потому, что он уже и не нужен был - главное случилось. Хотя, наверно, жалею, что не переступил тогда эту черту. Два любимых, лелеемых воспоминания. Тем больше, чем больше понимаю, что уже никогда не позволю себе. Давай спать. Выключаю свет. Спокойной ночи.