Как тихо отразилась в окнах синева,
И как легко оставили усадьбу слуги!
Прохладный ветерок разносит злые слухи,
Душисто высится над хлевом сеновал,
Где тихой сапою умерший зимовал,
Нутром предчувствуя мгновение разлуки.
Осенняя пора особо хороша,
Покуда вечер увяданья — лишь набросок,
Украшены серьгами парики берёзок,
Готовые опасть в порыве куража,
Степенность погребов пророчит урожай,
И мглу поляны хлещет золотая розга.
Отрада для души: небесная жена
Танцует в винограде, и потом он бродит,
По перекрестию дорог пришелец бродит,
И шаг его сопровождает тишина,
А над прудом звезда, что света лишена,
Покинуто висит самой себя напротив.
Чуть только вечер — пасть невидимой руки
Крадётся через рёбра, терпко сердце гложет,
Рябина истекает кровью или, может,
Пунцовыми слезами, что на вкус — рубин,
Безвестный отрок опочил и стал другим —
Не тем, что жил когда-то у него под кожей.
Далёкая луна — серебряный пирог —
Восходит сквозь ушко игольное, что в сене
Покоится давно, покинутое всеми,
А куст ракитный белым плачем схож с Пьеро,
Утих вороний грай, и чёрное перо
Свинцовым ожерельем упадает в сени.
Отмеченные жёлтой чахлостью цветы;
Земля толкует пляску полуночной свиты,
Чьи волосы могильными венками свиты,
На водной глади отхрусталены следы,
Оставленные на ночь замертво святым,
И в горле мёрзнет вой, нечаянно разлитый.
Остаток августа безвременно загнил,
И пожелтевшие глаза насквозь устали,
Никто из вас уже не шевелит устами,
Сонливцы, зажигающие днём огни,
В колодце блеют облака — совсем одни,
И сонные избушки закрывают ставни.