1
Мать вынашивала его на рассвете,
В прохладной тени чёрного солнца,
Под пение птиц с девичьими лицами,
За горой, означающей: вечное никогда.
Прозвучала капель, и он, словно подснежник,
Пророс через нетронутую плеву вчерашнего дня;
Как ярко кипела вода, когда его в третий раз
Окунали с головой в хрусталь горного ручья!
В ту пору в его груди расцвела мутная слеза,
Нанизнная на невидимую нить; сквозь неё
Он пытался всмотреться в смерть, но видел
Только неясную чужеродность своего отражения.
Шли годы; всё чаще его заставали спящим
Под сенью орешника, закутанным
В своё одинокое детство; в такие моменты
Лицо его было покрыто зелёной оторопью.
2
Многим позже в душистом поле раздался зной;
Нередко, когда всё вокруг бодрствовало и цвело,
Он, допьяна напившись беззаботных взоров нимф,
Срывался и падал себе на чело зрелым плодом.
Однажды он умывался в знакомом ручье, сложив ладони
Безнадёжной милостыней или неначавшейся молитвой,
И ненароком выловил красную звезду, омыв ею глаза;
Сам он был так же красен снаружи, но внутри него
Стрекотали мёртвые кости и всяческие нечистоты.
Едва лишь веки его иссохли непроницательностью,
Он обнаружил свою прозрачную поступь у стен города,
Затем — в переулке, в коридоре, в бедной коморке.
Его виски налились хрусталём холодного пота,
А сердце его расхохоталось едкой смолью,
Когда капля крови показалась на губах невинной
Шлюхи, что сладостно стонала под его кинжалом.
3
Сколько лет прошло с тех пор? уже помрачены
Ядовитыми дождями очертания холмов, выцветшее
Поле проветрено синевой уходящего рассудка,
А на размытом горизонте отпечатана сонливость.
Он разбито стоял у подножья горы, мечтал разглядеть
Сединность дум своих на вершине, но немощность
Его истёртых ног не позволяла ему вознестись;
Опавшие листья расплескались по небу закатом.
Тем временем из его ока вырвалась красная слезинка,
Скатилась по морщинистой щеке и умерла на губах.
Тогда кинжал, из ниоткуда оказавшийся у него
В руке, неосознанным движением бросился в сторону
Его руинного лица, поочерёдно ужалив оба глаза,
Которые тут же выплакались навзрыд вместе с кровью;
Опустевшие глазницы стали истоком багряного ручья,
Что и унёс нечистое тело на север, в чёрные чертоги.
4
Мать вынашивает его в грязном и промёрзшем лоне,
Под присмотром серебряного бельма,
Наперекор стенанию западного ветра,
Созвучно чёрному полёту ворона.
Его онемевшие ноги простираются на восток,
А разрушенная голова его пьёт отголоски
Закатной страны, что усыпана холодом
Замогильного уклада; заложный воспитанник
Прогоревшей звезды — как чутко он спит
В глубине перекрёстка, он — впервые узнавший
Самого себя. Иной раз, когда исконные снега
Растапливают кромку темноты, и минута затмения
Орошает меркуриальным светом его покинутые
Покои, он выныривает из окоёма сновидений,
Где заледенелый ручей, соскальзывая с горы,
Роняет хрустальную каплю на его впалую грудь.