С утра вороньим граем колосится поле,
Пшенично оплетая пустоту дорог,
Коленьями костлявит землю хуторок,
Забытый матерью в растянутом подоле.
В избе, под потолком, черно векует копоть,
А стены отмечают сном свои сто лет,
Краснеет угол в глубине, а на столе
И жгучий самовар, и соль, и хлеба ломоть.
Над полем разливается застольный рокот,
Стаканы разломляются от молока,
И мельница размалывает облака —
Невинные, как слёзы гибнущих сироток.
А поступь льётся по ступеням, как по нотам,
И сладок запечурный хохот детворы;
Потом сутулятся усталые дворы,
Глазам — закат, простаренным костям — ломота.
Когда приходят сумерки, в пастушьей робе
Играет переливом колокольный звон,
Смиренная батрачка выпрядает сон,
И солнце греется в её ночной утробе.