Пришло время, и некогда бескручинный дом
Сделался совсем пустым; о, как одиноко
Растворилась в тени опальных птиц сединность крыши.
В окаменелых стенах нашла свой последний писк
Замурованность мёртвых мышей;
Окна перешёптывались мутными осколками,
Переглядывались чёрной копотью,
Да так и не выветрились насмерть.
В засинённом зеркале истаяла
Гробовая теснота комнаты, а немая кукушка
Уже спела свою полуночную песню.
Тик-так.
Тик-так.
Так уж случилось: умерший сновидец
Канунно почивал в кровати; молчаливая предрешённость!
Одеяло, отороченное тканью несбывшихся сновидений,
Камнем осело на распростёршейся к небу груди.
Треснувший лоб распылился в испарину.
Хотя глаза его были выпучены навзрыд,
Опустошённость глазниц сквозила свечным светом,
Осенним ветром; оттого и трепыхались белые веки.
Тик-так.
Тик-так.
Однажды ты напился тишины колодезных звёзд,
И твоё детство обрело приют у могилы падшей женщины;
Как давно это было!
Тогда, в окружении руинных крестов,
Впервые забилось твоё горемычное сердце.
Тик-так.
Тик-так.
Но время пришло,
И ты, спящий в обносках собственной кожи,
Сквозь сон выколдовал запоздалые шаги,
Уронив их на звучные ступени своего дома.
Тик-так.
Тик-так.
Слышишь? Серебряный перст
Выстукивает холод вечности на двери.