Граница то и дело подбрасывает мне теперь готовые темы для рассказов.
Два года тому назад, 30 марта 2018 года, мне в который и в который раз приходилось пересекать нашу государственную границу: между ЛНР (бывшая часть бывшей Украины) и Российской Федерацией.
При въезде на территорию РФ в наш автобус зашла полная тётя, - полная как в прямом и буквальном смысле, так и… полная важности и чрезвычайной ответственности за порученное ей дело.
На этой тёте была не то тёмно-серого, не то тёмно-вишнёвого цвета спецодежда с крупной надписью над левым нагрудным кармашком: РОСПОТРЕБНАДЗОР; а в руках у тёти был предмет, напоминающий по своей форме и по своим очертаниям радар у сотрудников дорожной полиции.
Только это был не радар, а совсем другой предмет: и назывался он – тепловизор.
Этим своим тепловизором тётя стала тыкать всем пассажирам в глаза.
Если бы это было 1 апреля, то лично мной (да, думаю, и всеми другими пассажирами автобуса тоже) можно бы было счесть все действия этой тёти за какую-то шутку, за какой-то розыгрыш, за какой-то прикол.
Но – как уже было отмечено выше – действие происходило накануне: 30 марта.
Поэтому пришлось, вместе с остальными пассажирами, отнестись ко всему происходящему в тот момент чрезвычайно серьёзно.
Вот тётя остановилась возле меня и ткнула своим прибором в глаза мне.
Видимо, тётин прибор показал что-то «подозрительное»; так как на её лице тут же появилось пристрастно-настороженное выражение, и она спросила у меня:
- А вы ничем не болеете?
Я что-то промямлил ей в ответ: мол, так и так, постоянные стрессы приходится нынче, в наше время переживать; да ещё и в семье не всё так гладко и ладно, как того хотелось бы, - в общем, как тут не заболеть… Вполне вероятно, - вполне возможно, что все эти стрессы-переживания и отражаются затем на состоянии как всего организма, так и отдельных его органов.
- Но это у вас не хроническое? – всё с тем же пристрастным, настороженным видом переспросила тётя.
- Нет, не хроническое, - поспешил от неё отмахнуться я.
Удовлетворившись моим ответом, тётя прошла дальше по проходу автобуса.
«Хотя… чёрт его знает!» - подумалось мне в тот же момент.
Хроническое – не хроническое… Мне самому сейчас в этом крайне трудно разобраться: что в наш век считать «хроническим», а что «не-хроническим».
"Хроническая беременность головы". Наверное, так можно было бы пошутить. Но сразу, как-то вдруг, не сообразил.
Хроническое – не хроническое… Лишь бы не х о р о н и ч е с к о е!
Чтобы никому не вздумалось раньше времени меня хоронить!
* * *
«Явление народу» этой тёти с тепловизором, - хотя длилось оно не более 15-ти минут, - неожиданным своим образом взволновало меня: и взволновало до того, до такой своей степени, что впоследствии ещё не раз заставляло к нему же, в этому явлению, мысленно возвращаться.
И целый ряд навязчиво-мысленных вопросов – и густо перемешанных с ними мысленных же ассоциаций – возникал у меня при этом.
С одной стороны…
…можно бы было отнестись к этому с пониманием.
Россия полным ходом готовилась к проведению мирового футбольного чемпионата. И, во избежание вспышек и распространения среди болельщиков всяко-разных вирусно-инфекционных заболеваний, такие строгие меры санитарно-эпидемиологического контроля на границе, были вполне оправданы. Даже по извечной русской традиции, - чтобы «не ударить лицом в грязь» перед многочисленными иностранными гостями.
С другой же стороны…
…ряд вопросов возник у меня. Из которых главными (включающими в себя ещё и под-вопросы) я бы, пожалуй, выделил два:
Первый вопрос.
Как это согласуется и соотносится со статьями Российской Конституции? В частности – со ст.21 п.2 («Никто не может быть без добровольного согласия подвергнут медицинским, научным или иным опытам»).
Когда тебе суют под нос и тычут в глаза невиданным и незнакомым доселе прибором – это можно считать «медицинским, научным или иным опытом»? (Вопрос российским законодателям и правоохранителям).
…а также – как это согласуется и соотносится со ст.23 п.1 («Каждый имеет право на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, защиту своей чести и доброго имени»)?
Мою честь и моё доброе имя пока что, как говорится, оставим в покое. А вот что касается «права… на личную и семейную тайну…», - тут у меня возникает нижеследующий под-вопрос. Я так понимаю: наличие этого права подразумевает под собой и включает также право на тайну узко-медицинского характера. Не так ли, господа законодатели и правоохранители? А тут… получается так, что я обязан перед другими пассажирами автобуса и перед совершенно незнакомой мне тётей (и в первую-то очередь – перед ней) «выкладывать» все свои «диагнозы», ранее нашей родной медициной мне поставленные: чтобы она, эта тётя, (не давай-то Бог!), не заподозрила меня в злостном намерении что-то из этих «диагнозов» утаить и провезти в своём организме на территорию РФ-России какую-нибудь «новомодную» вирусную инфекцию, передающуюся воздушно-капельным путём.
Второй (из главных) вопрос.
Почему этим (уж извините меня, но никак не могу сказать чтобы – благовидным, благородным и благодарным) делом занимается организация с названием РОСПОТРЕБНАДЗОР?
Как явствует из самого же названия этой организации, её главное назначение и основная функциональная обязанность – следить за качеством продуктов потребления. Почему же тогда именно этой же организации поручено также ещё осуществлять и санитарно-эпидемический контроль в стране?
Не знаю, как кто, - а я, находясь «под дулом» прибора этой тёти из Роспотребнадзора, ощутил себя этаким-неким «продуктом», который государство-потребитель в лице этой тёти выбрало для того, чтобы провести свою экспертную оценку: на предмет, типа, того ещё – годен я к «употреблению» или не годен?.. Ведь это в странах Запада, насколько мы все наслышаны, ведь это «там», «у них» - достигли небывалых «успехов», ушли далеко вперёд в обыдлячивании и в оскотинивании самых разных слоёв, самых широких масс своего народонаселения. А чтобы у нас, на Руси, можно было бы вот так запросто – принародно и публично – осматривать людей, как скот какой-нибудь… Для меня лично, как для русского человека, это явилось как нечто новое, необычное и неожиданное.
Хотя я ещё с ранних, детских своих лет, «благодаря» всё той же нашей тогдашней советской пропаганде, мог часто слышать о том, что Америка то и дело – ведёт против нас разработку разных видов своего секретного оружия: в том числе – и оружия бактериологического. Неоднократно слышал также и о том, что, в своих коварных планах и целях против нас и для провоза на нашу территорию такого рода и вида «оружия», Америка может даже не гнушаться подкупом и использованием наших же граждан, часто бывающих за рубежом.
Но вот уж чего никогда прежде не думал, - так это о том, что сам когда-нибудь окажусь «в числе подозреваемых»: что доживу до того часа, когда меня и самого будут «подозревать» в попытках тайного провоза и расценивать меня как одного из потенциальных носителей и распространителей такого рода и вида «оружия».
И кто же меня будет подозревать? Моё родное Российское государство. А что оно для меня родное, - так это действительный факт: и так я нынче смею полагать и утверждать!
Как говорил Д’Артаньян, по первом своём прибытии в Париж: хотя на мне ещё нет мушкетёрского плаща, но сердцем и душой я мушкетёр! Вот почти то же самое могу теперь повторить, вслед за ним, и я: хотя я ещё и не приобрёл российский паспорт, но душой и сердцем я русский человек и гражданин России!
И мог ли я подумать когда-либо прежде, - что у меня при въезде в Россию будут досматривать не только мой багаж – в предполагаемых целях возможного изъятия из него запрещённых к ввозу предметов, но также и мой организм – на предмет выявления в нём «нежелательных» к ввозу вирусов и микробов.
Вроде бы мелочи, - но из таких-то «мелочей» и складывается порой целостный имидж всего государства.
Вот, на мой субъективный взгляд, и не мешало бы российскому правительству – хотя бы иногда – задумываться: а не «переигрывает» ли оно – со своими, временно вводимыми «карантинными мерами»? И не подаёт ли тем самым лишний повод так называемой «внесистемной оппозиции» для пополнения в дальнейшем их рядов?
Вот такие вот вопросики, вызванные появлением «на моём личном горизонте» этой тёти из Роспотребнадзора, возникли у меня к российскому правительству.
* * *
А следом за этими «детскими вопросиками», возникло у меня к российскому правительству и своё дельце: своё, так сказать, «рационализаторское предложение».
Раз уж с недавних пор так повелось, раз уж таки оно пошло’, - то не пойти ли ему, российскому правительству, и дальше?
Нет-нет, я совсем «не то» имею в виду, (и о чём сейчас многие подумали).
И вовсе не туда хочу я послать российское правительство, куда уже до этого Донецком и Луганском было послано правительство украинское.
Я вот о чём:
Почему бы, в таком случае, российскому правительству не дать нашим же доморощенным «компьютерным гениям» такое задание, - чтобы они изобрели прибор, который исчислял бы потенциально-точный срок отдельной человеческой жизни? При современном уровне развития робототехники, - и при том, что преклонение перед разными компьютерными штучками-дрючками, наподобие этого тепловизора в руках у тёти из Роспотребнадзора, уже основательно вошло в наш повсеместный обиход, (а по многим действиям и речам нашего же российского правительства это преклонение особенно заметно), - я думаю, изобретение такого прибора вполне возможно и вероятно.
Такой прибор-компьютер, - с заложенной в нём программой, учитывающей многие факторы: место и дату рождения человека, экологическую обстановку в регионе, где он родился, уровень смертности, подверженность эпидемиям, войнам, терактам, стихийным бедствиям (и т.д., и т.п.); а также общее состояние его, человеческого, организма: по функционированию его отдельных органов, по анализу крови, по подверженности наследственным заболеваниям (и т.д., и т.п.), - чтобы такой прибор-компьютер, на основе таких вот собранных и обработанных специальной программой узко-медицинских и широко-социальных факторов, мог бы «выдавать» на своём мониторе потенциально-точный срок, вплоть до дней и часов, отмерянной жизни тому или иному человеческому организму.
Далее. Внести поправки в Конституцию и ввести туда такие понятия как «человеко-организм» и «человеко-единица». И в дальнейшем обязать каждую такую человеко-единицу и каждый такой человеко-организм, при достижении ими совершеннолетия и затем ежегодно, проходить на вышеупомянутом приборе своё обследование (как сейчас в медицинских учреждениях проходят флюорографию).
Далее. При правительстве создаётся централизованный банк «человеко-времени» или «человеко-жизней» (или, даже лучше сказать – «человеко-жизненного времени»). Сюда, на единый сервер, будет затем стекаться вся полученная и получаемая информация: снятые с каждого индивидуума «показания». На основе всего этого подсчёта и исходя из него, будет известно: каким потенциально-жизненным временем располагает каждый индивидуум (каждый человеко-организм и каждая человеко-единица), а в сумме – каждый регион, а в совокупности всех сумм – и всё государство в целом.
Многим из нас – если не всем – известна присказка: «Время – деньги». А следовательно, перед любым правительством неизбежно будет вставать задача: как найти оптимальное соотношение между «временем» и «деньгами»; как найти такую «формулу», чтобы деньги из бюджетных средств, имеющихся в государстве, распределялись не «в пространстве», а вот именно что – «во времени»: чтобы они не «распылялись» по всяким сомнительным, а зачастую и – коррупционным схемам; а вкладывались непосредственно в каждую человеко-единицу, в каждый человеко-организм, имеющий в своём распоряжении тот или иной потенциальный срок своей человеко-жизни.
Это, по моим предположениям, будет способствовать более справедливому среди народонаселения страны распределению бюджетных средств.
В случае же, если прибор «ошибётся»: допустим, покажет, что какому-то и такому-то «отдельно взятому» человеко-организму «положено» и «отмеряно» прожить ровно 66 лет 6 месяцев и 6 дней; а этот же человеко-организм и эта же человеко-единица – назло всем, назло прибору и правительству – будет и дальше продолжать свою жизнь, - то тогда уж, в таком случае государство и правительство обязуется выплачивать дополнительные денежно-пенсионные пособия: «за живучесть».
…Вот такие вот «детские вопросики» и такое вот «дельно-рациональное предложение» к российскому правительству возникли у меня, - сразу же после того, как мне пришлось пройти такой вот прилюдный «медосмотр», прямо в автобусе, прямо на границе, при въезде на территорию Российской Федерации.
* * *
Чуть позже, в том же 2018-ом году, тётя своим явным образом «напомнила о себе» ещё – правда, один только раз.
Это было во второй декаде июня. В самый канун того дня, когда в Ростове проводился один из матчей группового этапа мирового первенства: не то Бразилия – Швейцария, не то Корея – Мексика (сейчас уже точно не вспомню).
Наш автобус был полон пассажирами, и сидячие места в нём были заняты почти все.
При пересечении границы автобус, как и положено ему, остановился.
- А в фан-зону тут никто не едет? – послышался на передних дверях хитровато-уловительный голос тёти.
- Нет, никто. Никто, никто не едет. Давай пропускай. Не задерживай, - тут же послышались ей в ответ «крики с мест».
Этим-то всё и ограничилось. На этот раз тётя не стала заходить в салон автобуса и тыкать всем в глаза своим прибором.
И больше – ни в том году, ни в последующем 2019-ом – эта тётя на глаза лично мне так и не появлялась, так и не показывалась.
* * *
А образ её хотя постепенно и поистёрся из памяти, - но окончательно стираться всё же никак не хотел.
И ежемесячно затем, каждый раз при пересечении границы – меня нет-нет, да и охватывало некое «суеверное» ощущение: словно бы призрак той тёти являлся перед моим «мысленным взором» снова и снова, ещё и ещё. Всё казалось мне, что встреча с «той тётей», - что она, эта встреча, «не единственная в своём роде»: что, возможно, доведётся мне с ней встретиться «как-нибудь опять».
А поскольку в нынешнем 2020-ом году должен был проводиться ещё один футбольный чемпионат, на сей раз – европейский; и поскольку Санкт-Петербург – один из городов, его принимающий; и поскольку через нашу местность нынче пролегает регулярный автобусный пассажирский рейс Горловка – Санкт-Петербург, - то, учитывая все эти факторы, я не исключал вероятности новой встречи на границе с этой тётей с тепловизором в руках.
Но тут во всём мире грянуло совсем уж что-то ранее неслыханное и невообразимое.
Планету стал стремительно атаковать коронавирус. Загадочная и до сего года практически никому не известная зараза.
По всему миру, правительствами многих и разных стран тут же были приняты соответствующие меры – в целях борьбы против распространения этой зловредной инфекции. Не осталось в стороне от введения таких строгих мер и российское правительство.
И вот – это «ощущение вероятности» переросло у меня в открытую уверенность и даже убеждённость. Всякие сомнения в том, что я «ещё повстречаюсь» с «этой тётей», у меня напрочь отпали.
Я уже просто-таки бредил этой встречей, я уже просто-напросто её предвкушал!
И чтобы придать этой встрече повышенной «торжественности момента», - даже день «особый», «специальный» для этого – для своей ежемесячной поездки – выбрал: 21 марта 2020, суббота. День весеннего равноденствия. К тому же – Всемирный день Поэзии: мой профессиональный, можно сказать, праздник.
Но не тут-то было!
Прибываю, как обычно, к 7-ми утра на автовокзал.
Кстати, тут же («между строк») замечу, что в советские времена наш автовокзал считался одним из трёх самых лучших по всей нашей тогдашней необъятной стране, по всему Союзу.
Помню, мальчишкой я испытывал несказанную гордость от этого факта. Надо же! Небольшой, в общем-то, по своим меркам автовокзал в провинциальном шахтёрском городке. И вдруг – входит в тройку лучших по всему Советскому Союзу! Это удивительно; но это действительный и, можно даже сказать, исторический факт.
Вот, правда, не знаю и теперь, по прошествии времени, не могу знать, - по каким критериям его тогда оценивали.
Но если бы меня попросили дать объяснение этой «лучшести», то я бы в первую очередь выделил его… акустику.
При всей своей простенькой архитектуре: стандартная, можно сказать, «коробка» с высоким потолком, сооружённая на одну половину («северную») из камня, на другую половину («южную») из стекла, - при всей своей архитектурной простоте, наш автовокзал даёт ощущение этакого живого, постоянно пульсирующего организма, расположенного посреди «всего космического пространства», - даёт ощущение вечно звучащей под его высокими сводами, нескончаемой «космической симфонии».
Как будто бы находишься в зале консерватории: и даже в то время, когда зал пустует и в нём не играет оркестр, то всё равно – всякое чуткое ухо будет слышать эти «консерваторские», эти «неземные» звуки, звуки «элитной музыки», будто бы исходящие от самих стен.
Так оно, такое ощущение, было – по крайней мере, у меня одного.
Пока не наступило 21 марта 2020 года.
А вот теперь, в это число, в тот наступивший день… «С первого же взгляда» меня поразило отсутствие этой «жизни», этой «космичности»; при том, что и в помещении и вне его – ни души. Но, в дополнение к тому, и вся «живая акустика» нашего автовокзала – и та как будто бы «куда-то пропала». Как будто даже звуки – и те «ушли на карантин». Вместо «космической симфонии» - космическая тишина.
Подхожу к диспетчеру (хоть та оказалась на своём рабочем месте!) – она отсылает меня к кассам.
Подхожу к кассе. А кассирша-брюнетка, худощаво-миловидная, но с невесёлым выражением лица, ошарашивает меня новостью: о закрытии границы на карантин.
- Вы что, интернет не читаете? – присовокупляет она при этом.
Интернет я действительно уже давно «не читал». Почитай что – с начала года. А если быть ещё точнее – с наступлением Нового года «по китайскому стилю», то бишь с конца января. Как только стали появляться первые известия о вспышке в китайском городе Ухане обнаруженного там же смертельно опасного заболевания, грозящего перерасти во всемирную пандемию, - и, словно бы предчувствуя всю ту крайне нездоровую шумиху, которая вскорости вокруг этого заболевания во всём мире разгорится, - я тогда же решил на какое-то время «отстраниться» от интернета, - и пожить по принципу: «Пусть весь мир меня подождёт!»
А, в результате такой самоотрешённости, высвобожденное время я решил «перенаправить» на другое, кое-что более полезное для себя. Поскольку нынешний год, 2020-й, год не только 75-летия Великой Победы, но и год 100-летия моей бабушки, Поляковой Нины Филипповны, участника Великой Отечественной, штурма Кенигсберга и боевых действий на Прибалтийском и Дальневосточном фронтах, - то вот на этих двух юбилеях я и решил целиком и полностью сосредоточить своё внимание: а если точнее – на получении информации, с этими двумя, священными для меня юбилеями, каким-либо своим образом напрямую связанной.
Интернет, конечно, тоже мог бы поспособствовать мне в получении такой информации. При том условии, если бы был высокоскоростной. Но таковым пока что не располагаю. А посему – приходилось рассчитывать на другие источники получения информации.
Так что интернет я действительно уже давно, к тому моменту, «не читал»
Но – где-то в середине марта, как-то накануне этой своей предполагаемой поездки, «слышал из телевизора»: о решении российского правительства закрыть до 1 мая границы для въезда «иностранцев и лиц без гражданства». Я хотя и настороженно воспринял это телевизионное сообщение; но, по извечной наивности своей, всё же рассчитывал на некоторое «послабление», на некоторое «снисхождение» со стороны российского правительства – по отношению к нам, к жителям республик Донбасса, ещё не успевшим обзавестись российскими паспортами.
Чуть позже, несколько дней спустя, такое «послабление» и такое «снисхождение», нам всё же было оказано.
А тогда, в субботу 21-го марта, возвращался с автовокзала домой я пешком – находясь просто-таки в «убитом» состоянии.
Сам я уже готовился к тому, чтобы повторить подвиг Иисуса Христа в пустыне: просидеть от 21 марта до 1 мая, до объявленного дня снятия карантина (как раз ровно 40 дней получается – если посчитать); так вот, - я уже готовился к тому, чтобы просидеть все эти 40 дней без куска хлеба, на одной водичке.
В этом «убитом» состоянии я воротился домой и, - сообщив матери столь неприятное известие, сняв с себя «походную» одежду и переоблачившись в домашнюю, - тут же откинулся на своё «ложе».
У нас, в нашей однокомнатной квартире (а точнее сказать – в конуре), есть две кровати, но обе они заставлены мешками с барахлом, собранным ещё во времена активной стадии маминого «плюшкинизма»; поэтому спать нам двоим – и мне, и матери – приходится на полу: в скрюченных, а лучше сказать – в йоговских позах.
Можно даже сказать, что я со своей мамой на пару – живём «половой жизнью». Но ежели кто подумает про нас, что мы извращенцы, тот сам таковым и окажется! Хотя в русском языке «половая» и «сексуальная» жизнь являются синонимами – но только не в нашем случае: в нашем же случае это не синонимы, а как раз наоборот: антонимы (т.е., слова, совершенно противоположные по смыслу). И назвать нашу теперешнюю жизнь «сексуальной» может только какой-нибудь извращенец, причём один из самых отъявленных извращенцев.
Так вот, - откинувшись на свою «лежанку», на своё «лежбище» и находясь всё в том же «убитом» состоянии, я почти моментально и по-быстренькому погрузился в спячку и – таким же «убитым» сном – проспал до самого наступления вечера.
А вечером включили мы с мамой телевизор и стали смотреть субботнюю программу, посвящённую 70-летнему юбилею Надежды Бабкиной.
Одновременно с этим мама попросила набрать номер одного таксиста, имевшийся в записной книжке моего телефона: этот таксист был нам до сих пор незнаком; но другой таксист, давший нам его номер, уверял, что его коллега «часто мотается в Россию» и, возможно, сможет нам как-нибудь помочь. Я исполнил мамину просьбу, - хотя, признаться, и не очень надеялся на благополучный исход предприятия. Так оно поначалу и оказалось. Этот таксист Вася, которому мы позвонили, также ещё не успел обзавестись российским паспортом. Так что новое разочарование, готовое в любую минуту перейти в полное отчаяние, поначалу постигло нас. Однако через некоторое время этот же таксист Вася, «вспомнив» о том, что российский паспорт уже имеется у его жены, всё-таки перезвонил нам: он переговорил с женой, и его жена вызвалась помочь нам, - оказалась готова перейти границу пешком, туда и обратно, и, после пересечения границы добравшись маршруткой до ближайшего отделения Сбербанка, доставить нам оттуда мамину пенсию.
Так вот, благодаря этому таксисту Васе, с «культовой» для сегодняшнего российского телевизионно-пропагандистского «истэблишмента» фамилией – Соловьёв, а точнее – благодаря его жене Ольге, - так вот все мы – я, моя мама и наши домашние кошачьи питомцы - были спасены от голодной смерти.
Так, благодаря этой чете Соловьёвых, мы смогли кое-как обеспечить себя на месяц кое-каким денежным довольствием.
Эти же супруги Соловьёвы, эти же самые Соловей со своей Соловушкой, «спасли» нас и на Пасху: «субсидировали» нам под залог мамину пенсию.
По нашим подсчётам, этой суммы до 9-го мая должно нам хватить. Так что День Победы мы отпразднуем. Отпразднуем достойным образом, (хотя и не так достойно, как того заслуживает эта юбилейная, 75-летняя, дата).
А вот что будет дальше: Отменят ли карантин? Будут ли, как и раньше, пропускать через границу без специально оформленных пропусков? Будут ли пропускать только тех, кто уже имеет российские паспорта, или же возобновят пропуск также по паспортам ЛНР и Украины (с луганской пропиской)? – пока что эти вопросы, как говорится, остаются открытыми (в отличие от границы и выездов из города – закрытых на карантин).
* * *
И вот, - раз уж так оно в наш век повелось: раз уж телевизор нынче, в нашу эпоху целиком и полностью «правит нами, он учит нас жить» (как пророчески спел ещё 30 лет тому назад в одной из своих песен К. Кинчев, солист рок-группы «Алиса»), - то нельзя ли, в таком случае, сделать так, чтобы он, телевизор, этот наш «домашний идол», ещё и… деньги выдавал?
И вот, в связи с вышеизложенным, новое и ещё одно «рационализаторское предложение» возникло у меня к российскому правительству. Своё, так сказать, «ноу-хау» (как это сейчас принято называть).
Быть может, менее фантастичное, чем предыдущее; но зато более практичное.
Телевизор-копилка. Телевизор-банкомат.
Я предлагаю российскому правительству, совместно с нашими китайскими товарищами (поскольку именно с Китая-то «всё и началось»), наладить серийный выпуск таких телевизоров: с программным обеспечением и со встроенными в них функциями: одновременно – и копилки, и банкомата.
Чтобы «вносить» деньги в такой телевизор можно было бы всегда и в любое время; а вот «снять» с него деньги, - снимать деньги с такого телевизора-банкомата можно будет лишь в трёх случаях: либо когда телевизор выходит из строя, либо по истечении его гарантийного срока действия (допустим – лет через 5 или года через 3, но не меньше), либо же… либо как сейчас – когда отовсюду «с телевизора» звучат призывы к самоизоляции.
Допустим, это так будет происходить: если с телевизора будет произнесено слово «самоизоляция» (или другие слова – этому слову подобные и ему сопутствующие), если это слово будет произнесено «с телевизора» более чем 50 или 100 раз в сутки либо это же слово, как и ему подобные и ему сопутствующие, появится в телетексте (в «бегущей строке»), - то специальная компьютерная программа, заложенная в такой телевизор, тут же на это среагирует, - и уже на следующий день счастливый обладатель такого телевизора-банкомата сможет снять и получить с него свои «живые деньги», «свои кровные».
Вот такое предлагаю ноу-хау. Но это – на будущее.
* * *
А пока же…
Кому – как; а мне сейчас, в моём теперешнем художественном воображении, представляется коронавирус не в виде шарика с торчащими вокруг штырьками: не в виде «подводной мины», подложенной под человечество; а в виде этакой «надувной», исполненной важности, толстенной тёти в спецобмундировании с надписью РОСПОТРЕБНАДЗОР: раздутой до неимоверных размеров тёти, парящей и кружащей над всем миром и тыкающей и тычущей в глаза всему человечеству своим прибором-тепловизором.