А песня всё льётся и льётся,
Как ветер в полях молчаливых.
Внизу под сардисовым солнцем
Блестят золочёные нивы.
Не думает поле о хлебе,
Когда на нём рожь колосится.
А где-то в эмалевом небе
Про небо не думает птица.
Не думает речка про жажду,
И это последняя правда.
Но день загорится однажды
И будет великая жатва.
Сверкая наточенной сталью,
Согнутся жнецы над хлебами,
Покроются руки сусалью —
Так срежут колосья серпами.
Колосья, великий и малый,
И зрелый и зреть не успевший.
Обнявшись, падут покрывалом,
Над дрожью земли оскудевшей.
Не вскрикнут ржаные колосья
Когда их уложат стогами.
Молчание ветер разносит,
Молчание - пыль под ногами
И на жерновах мукомольных
Молчание в мельничном шуме,
Мукою из зёрен крамольных
Осыплются прежние думы.
И глядя на голые нивы,
Собьётся пичуга с полёта,
И речка заплачет тоскливо,
Сглотнув шелуху позолоты,
И песня слезой разольётся
Над тишью полей обречённых,
Светило огнём обернётся
И сгинет в полях задымлённых.
Мы все, не сегодня так завтра,
К земле припадём головами...
Свершится великая жатва —
И срежут колосья серпами.