Оно понятно -
новость подкосила,
В печаль вогнала божию рабу.
Я ей привёз военный орден сына.
Привёз и сына… в цинковом гробу.
Ну, а потом кладбищенская мука,
Ружейный залп, и, наконец -
отбой.
В светёлке трое: я и мама друга,
И зяблый, опечаленный покой.
В нём хрупок свет и лица наши хрупки.
Прочна лишь орденской звезды эмаль;
А водка в красных, в поминальных рюмках,
По виду кровь, а кровь
всегда печаль.
Но ходики не поняло печали:
«Тик-так» плескалось звонко в тишине.
А Мать молчала.
Вместе мы молчали.
Мать не хотела слушать о войне.
И так известно:
на войне стреляют;
А жизнь, как жизнь, к абсурду сведена;
А матерям средь бела дня меняют
Родимых сыновей на ордена;
И что печаль не чувствует обиду,
И поровну достанется двоим:
Эмаль и бронза Матери в молитву,
А рюмка «крови» другу на помин.
Александр ЗОРЬКИН.