Любомиру Гловацки, гитаристу из Кошице.
Зацветают миндаль и черёмуха,
даль синеет до самого Кракова
небесами по кромкам без промаха
голубее зеркалец кряковой.
На болотце по гнёздам утки,
не спугнуть бы их нашей музыкой.
Две гитары -целые сутки
тут как тут - в садочке за мазанкой.
Да журавль с журавлихой -цыпочкой
свил гнездо с колесо кибиточки,
если кто -то не выпил стопочки,
прослывёт дураком набитым.
Может быть, до самых , до Кошице,
до собора его янтарного,
мне бренчать на гитаре захочется,
чтобы вы не сочли за бездарного.
Может быть, сад цветами шалыми
вспыхнет там, где, шатаясь, шла ты,
и пойду за твоею шалью я
до твоей заветной палатки.
И когда зазвеним мы струнами,
и когда ты тряхнёшь монистами,
вспыхнут звёзды древними рунами,
говоря иными молитвами.
Канем вместе на донце омута,
я тебя уведу из табора,
ну а ты все ж сбежишь к другому,
хоть и ночка та и впрямь была.
И откликнется в шпилях кошицких-
нет- не утки кряк, не журавушки клик,
а мяуканье чёрной кошки,
и расскажет о том цыган-старик
переборами струн, да хрипло сипя,
да слезу точа в дебри -бороду,
и узнаю я в том старике себя,
как руины старого города.