Тишина и безлюдье у нас во дворе.
Скачут белки меж тополем и лещиной.
Плачет дождь по ребристой серебристой коре
по привычке и без причины.
В этой грусти – такой изначальный покой,
всесогласие с миром и зрячая вера,
что и свет меж ветвей можно трогать рукой,
исцеляясь под заговор ветра.
И когда я почувствую, что, наконец,
я прозрачнее неба для птичьего крика,
легче пёрышка-облака-выдоха-блика, –
ты меня удержи-ка,
слепец.