Ей дали веретено, а в комнате, на полу
Свалили мешки с травой и плотно закрыли дверь.
Сиди и пряди, как шерсть, без права на похвалу,
Пока никого не съел ужасный лохматый зверь.
Он воет в густом лесу, вдыхая туман озёр,
Он бродит у древних стен, для копий неуязвим,
Он точит свои клыки, а нюх без того остёр,
Но хочется или нет — придется сразиться с ним.
Трава твоя непроста, росла на семи ветрах,
Цвела в заповедный час, созрела едва-едва,
Скосил ее месяц-серп, отлитый из серебра,
Теперь ее будет прясть нетронутая вдова.
Ей песни запрещено в высокой светелке петь,
Не пить ей вина теперь, и косы не заплетать.
И кажется, что тесна постылая эта клеть,
Зато не войдет сюда ни царь, ни проклятый тать.
Волокон спряденных пуд в надежную сеть сплетут,
Запутают зверя в ней, прощай, заповедный лес!
Взликует толпа людей и праведным будет суд,
Взметнется большой костер под купол седых небес.
Услышит в последний раз неясный, но громкий зов
Щекою прильнув к стене, нетронутая вдова.
«Я скоро приду к тебе, несбывшаяся любовь,
Теперь для меня растет волшебная мурава».