***
Звезда
У каждого человека в душе мерцающим светом
горит яркая звезда идеального, к которой ведёт свой Путь... Далёкая, недостижимая и необъяснимо-прекрасная...
Та ЗВЕЗДА, которая всю жизнь светит маяком на высоких неприступных уступах, указывая идущему дорогу. Та Звезда, свет которой на безлунном небе затмевал миллиарды неведомых звёзд далёких галактик. Та Звезда, которая может чёрную непроглядную ночь превратить в ясный безоблачный день, раскрывающийся бутоном лазурного неба.
И в этом прекрасном, недостижимом и, кажется, даже не существующем идеале,
живущем в сердце, душа хочет видеть реальное отражение всего и вся рядом с собой.
В своих глубинах она конструирует недоступное и искренне, всеми своими усилиями
пытается собрать его всю свою жизнь..., а может быть, собрать из него всю свою жизнь...
Душа узнаёт его крупицы, его бисер — во всём, стараясь нанизать найденное на тонкую сердечную нитку. Она постоянно копит нужный только ей золотой песок, в котором по частичкам собирается знаемое; ощутимое, невысказанное и неведомое, но узнаваемое, порой безошибочно, внутренним взором...
***
Путь
Малышу нужен был Путь, и он уже долго шёл петляющей дорогой, которая вела к
той далёкой Звезде. Звезде, в которой заключены вся красота, вся тишина, вся мудрость вселенной.
Зачем он туда шёл? Сложно сказать, наверное, он и сам не смог бы ответить на этот вопрос... Туда звало его сердце. То робко и нерешительно, то чётко и настойчиво, оно не давало покоя и словно знало, куда нужно идти. Наверное, ещё при рождении, в него был вшит маленький слабый, но надёжный магнит, который безудержно стремился к Той Единственной, висящей над морем. И сердце Малыша не сомневалось, что именно там, где Она, и его место...
Потеряв утренний счёт времени, Малыш старательно пришивал к своей потёртой куртке очередной кармашек с петелькой и вытачивал для него особенную пуговицу.
Ступая на знакомую тропу, усыпанную прохладным бисером росы, он не прощался, потому что знал, что всегда можно вернуться, доставая ушедшее живое из тёплых кармашков воспоминаний.
Малыш ведь всегда уходил на минуты, часы, на время... Уходил, возвращался, никто не может постоянно находиться в одной точке и не важно, как далеко он уходит на берег или за высокие горы, главное, что поселившееся в памяти тепло, навсегда остаётся жить... Лёд не хранится долго, он тая высыхает, а вот занозы обид впившиеся в ткань, достать сложно. Воткнувшись, они так и будут колоть, сколько бы времени не прошло.
Малыш уходил без обид, ведь все же куда-то уходят, и никто из ушедших не знает, когда он вернётся и вернётся ли обратно...
Малыш не знал, что ждёт впереди, он понимал лишь что Путь даёт ему
ощущение счастья. И, крепко застегнув карман, который стал владельцем сокровища, на деревянную пуговицу, по форме напоминающей якорь, и укутавшись поплотнее широким вязаным шарфом, он шагнул в неизвестность...
***
Кармашки
На курточке Малыша было нашито, из цветных лоскутков, множество различных
кармашков, и в них была куча всяких удивительных вещиц, запечатлевших в себе следы пройденного прошедшего. Каждая из них была ему особенно дорога. Он все их знал на ощупь и, не доставая, время от времени перебирал зачем-то пальцами.
Здесь они — острые камешки с высоких скалистых гор упёртых трудностей.
А это мраморная белая галька с извилистых дорожек чутких ожиданий.
А вот пальцы зацепили засохший пучок водорослей сплошной глупости..., отодвинув в сторону, Малыш не стал его крошить, пусть будет...
Гладкие, обкатанные волнами, ракушки, в которых затаился шум прибоя
непонятого;
шёпот волн и грозные удары, разбивающихся о камни, громадин странного;
рядом с ними и яркий лоскутик восхода светлых надежд.
А это вот — хорошо знакомый кривой, омытый временем — корешок, похожий на сказочную птицу, которая, так и не взлетев, укрылась в гнезде кармана...
Пальцы узнавали и разноцветные, обточенные морем гладкие стёклышки родных душ. Малыш не мог угадать их по цвету, но знал, какие они красивые на просвет, когда Солнечные лучи, коснувшись, пронизывают их насквозь. Какая же красота получается, если только ими одними наполнить высокий прозрачный стакан. Они, пропуская сквозь себя Свет , сами словно начинали светиться нежно-голубым, светло-зелёным, янтарно-жёлтым, воздушно-белым, чуть рубиновым
или насыщенным бронзовым светом. Пара последних Малышу не нравились, потому что они словно удерживали свет в себе. Он их оставил на далёком берегу, и сейчас под его пальцами были только те матово-прозрачные, неправильной формы, бусины, которые, казалось, могли освещать карман изнутри...
***
Старик
Улыбаясь чему-то, видимому лишь ему одному, Малыш шагал по тропинке,
убегающей по утреннему туману в укрытые неведомым горы.
С лёгкой грустью вспоминал он одинокую хижину и обрадовавшегося доброго Старика, приютившего его на время, когда нужен был привал потому, что хмурые тучи укрыли Звезду и тропинка совсем затерялась среди камней... Вспоминал он и прекрасный Шиповник, оставленный там же на обветренном берегу моря вместе со Стариком.
Старик не был слишком умён или мудр, но имел простую и незамысловатую формулу Любви. По этой формуле Она неизменно у него получалась, если внимание перемножать на время. И Старик, никуда не спеша, отдавал своё время и своё внимание Шиповнику.
Каждый новый день, затеплившийся рассветом, он шёл и поливал обычный цветок
необычными соками своей души, а тот цвёл...
Что ещё могли дать тугие атласные бутоны на свежей зелени куста, покрытого шипами, среди которых они распускали одновременно или по очереди красные и белые свои лепестки... Только благоухание, нежно разносившееся струящейся мелодией тихой флейты...
Старик нашёл её на обрыве, а мог найти в лесу, посреди луга, — где угодно, в любом месте, где бы ни проклюнулся её росток. Он чувствовал и предвидел её своей прекрасной душой, жаждущей красоты.
Душа Старика жила красотой, которую рисовали солнечные блики и звёздные пылинки, щебет птиц, уносящихся за облака, и дождинки, звонко стучащие в маленькое окошко. А сердцу Старика было не важно, нужны ли его Любовь и его забота. Он , ещё затемно, шёл к ручью, а с рассветом приходил, со старой, заржавевшей вдоль швов, лейкой, к знакомому месту и видел, как прекрасный цветок на глазах распускается и набирает силу...
Когда он приходил, Шиповник молчала, но он и без слов понимал её. Он видел, как её существо радовалось и отзывалось ему навстречу. Но бы ли это Любовь...? Когда из его лейки падали капли воды, в ней просыпалась что-то похожее на благодарность, но она не скучала, если он долго не приходил и даже совсем забывала о нём...
***
Миры
Новый кармашек оттопыривался и многими мирами морского берега. Среди них
был Бедняк, забрасывающий дырявые сети и надеющийся на чудо;
Мальчишка, ищущий вдоль прибоя сокровища, вынесенные волей случайных штормов на пологий берег, но ему попадались только обломки.
Был там и каменный дом, в котором на возвышенности жил Некто, который никогда не спускался к волнующему морю и, может быть, уже даже забыл про его существование.
А за зелёным холмом там жила добрая Старушка с овечкой. Из белой начёсанной шёрстки она вязала тёплые пушистые носочки, чтобы дарить их усталым путникам, но к ней никто не заходил...
Ещё был неутомимый Пахарь, маячивший вдалеке. Его чёрные поля , распластавшиеся по склонам гор, никогда не зеленели. Он пахал без устали, но ему нечем было их засевать.
Была там и грустная девушка, выходившая в утренней розовой дымке на отвесную скалу, выдающуюся в море. Силуэтом этой простоволосой девушки в сиреневом платье, подолгу изо дня в день смотрящей вдаль и ждущей того, кто сделал бы её счастливой, Шиповник порой любовалась, но совершенно её не понимала... Это же было так глупо ...
Был там и чудак, день за днём гребущий на середину моря и пытающийся выловить сачком отражение висевшей над всем этим яркой неугасимой Звезды...
Так странно, они все жили там, знали одно и то же, но не понимали друг друга, даже общаясь. Они все видели одну и ту же прекрасную Звезду, и она каждому дарила свои, но иные лучи...
Почему же Малышу всегда казалось, что лишь его беспокойное сердце стремилось в дорогу?...
***
Зов сердца
Путь звал, и, собравшись, Малыш не стал приглашать с собой даже Старика, понимая, что тот не сможет покинуть обветренный морской берег, оставив свой цветок... Каждому своё...
За удаляющимся окошком уютного домика, с танцующим огоньком свечки на столе
из нестроганых досок, в своём маленьком мирке жила Любовь. Та огромная Любовь, ради которой, как кажется, ничего не жалко и которая скрыта в тайниках души.
Да, в сердце каждого живёт не огромная, а просто непостижимая Любовь, которая ищет... От рождения ищет... Ищет, кому отдать... Ищет и не может найти...
Она бьётся, как рыба, выброшенная на сушу жизни, в бесчисленных попытках найти идеал или сделать своих ближних подобными звёздному миражу, ради которого стоит жить или хотя бы самой стать хоть каплей, похожей на что-то неописуемо-далёкое и прекрасное. Она лепит из существующего, сближается с встречающимся... Видит во всём штрихи, намёки на очертания, а порой встречает даже отдельные контуры деталей той полной, завершённой картины красоты, которая живёт в сердце каждого, но никак не может получить то, что хочет. Знал ли Старик чего он хочет?
Старик любовался изменяющейся красотой звёздного неба, красотой моря и красотой земли, но понимал, что она же и распускается под каплями Любви из его старой лейки... Старик по-настоящему печалился над облетающими и падающими на песок лепестками и, как дитя, радовался новым раскрывающимся бутонам... Он каждой клеточкой, порой до какой-то лихорадки, чувствовал красоту и, кажется, мог бесконечно на неё смотреть...
Но даже, когда его душе порой удавалось в восторге прикоснуться к ней, он всегда, недоумевая, страдал, что не в силах её удержать...
***
Туман
Вот и в это утро, глядя на удаляющуюся фигурку Малыша, одинокий Старик в протёршихся носках и стоптанных ботинках, задумавшись, сидел на влажной от росы земле и тосковал. Он не видел смысла идти.
Когда-то давно ему приснился сон, будто поднявшись на вершину, он увидел, что тропинка, уходящая в горы, долго петляя и огибая широко раскинувшееся переменчивое море, то приближаясь, то удаляясь от Звёзды, .., в итоге снова возвращается обратно...
Туман рассеивался, а Старик всё ещё оставался на обрыве и молча разглядывал поднятые засохшие лепестки, неслышных мгновений. Вздыхая вслед проходящему, он улыбался уголками глаз и тихо радовался
чему-то грядущему...
Малыш всегда жил мгновением.
Ноябрь 2018 —
Ноябрь 2019