Будто вырвались наружу все миры и все начала,
без свободы пароходы стали душны и тесны.
Ты, слепой, и то увидел: небо зыбку раскачало,
побелило мелом своды затяжной моей весны.
Серый пахарь сеял страхи, отмерял скупой надежды,
дети выстроились к Марсу, самолёты - в никуда.
Расцветали то ли вишни, то ли белые одежды,
И на каждой ветке зрели запасные поезда.
Флюгера-виолончели, симфонические фуги,
по столу стучали пальцы... не Стейнвей, да и не суть!
Находились неродные, и терялись неподруги.
Кто не верил, тот не плакал:" сотвори хоть что нибудь!"
Ночь упала покрывалом , тяжело, траве на плечи,
пили слёзы незабудки... из росы ли... из Руси.
Я в тебе застряла тромбом.... под ключицею...навечно.
Загрузить бы год с начала: всех прости и всех спаси!
Засчитает нам кукушка то, что не было и было.
Послезавтра выйдут реки из себя и берегов.
Здесь записаны начала на потрёпанных винилах,
коридоры цедят эхо затихающих шагов.