Нихулай Херолапников, глядя на успехи своего братца Идиона, поднял в один из пригожих дней с пола огрызок карандаша, нашёл недоеденный капустный листик и запечатлел между растительных жилок одну свою сокровенную мысль, мучившую его ещё с младости. Стало легче, в голове рассеялся туман сомнений и Нихулай с остервенелой самоотдачей ринулся со двора на пустырь: рвать лопухи и писать, писать, писать заострённой палочкой, макая её в собственные сопли, то, что вскоре обещало стать главной сенсацией в мировой литературе, перевернув с ног на голову устоявшиеся стереотипы и дав отсчёт началу эпохи культурного наноренессансца.
Нихулай долго и пристально целился из лука поверх очков в роговой оправе в сторону обречённого на увековечивание в анналах истории сюжета. Наконец тетива не выдержала такой длительной, мучительной пытки и с предсмертным вскриком выскользнула из заскорузлых пальцев , пустив на ветер единственную вещь, представлявшую хоть какую-то семейную ценность. Побежав, сломя голову памятнику Ленина, мирно дремавшему у плетня, вслед за ней, Нихулай в считанные абзацы скрылся за пределы читабельного содержания сказки. Дорога предстояла длинная, ведь дури в руках, не говоря уже о голове, у паренька хватало с лихвой.
Бежал он бежал, шёл он так шёл, и по пути расписывал людские заборы порождениями своего нездорового воображения. Люди, видя что он там понаваял, грозили в спину Нихулаю кулаками, слали почтовыми голубями письма с жалобами в администрацию министерства заборостроения, и топили грусть-тоску в чашечках с латте.
И вот, уже почти на последнем издыхании, еле шевеля растущими из саднящего зада конечностями, Нихулай увидел возле живописного водоёма мужчину античной наружности, облачённого в шкуру немойского енота. Фамильная стрела, застрявшая в объёмном томике доисторической поэтики, ещё подрагивала скромным оперением.
- Эй, друг. Верни мне моё, торчащее у тебя. Ошибочка вышла. Не туда я целился!
- Я бы так не спешил с выводами!- широко улыбаясь в бороду ответил гигант атлетического стихосложения. – Давай представимся друг другу, познакомимся поближе, возможно встреча наша не случайна. Меня зовут Пофигетыч. Может слышал? Славный поэт из города Ядрёнежа. А ещё я подвиги совершать умею. Видишь шкуру на плечах – задушил недавно это пещерное недоразумение в своих криптопафосных объятиях.
- Слыш, Тумберг Гретыч. Стрелу верни. Некогда мне с тобой рейтингом меряться. Тут жениться надо срочно. Времени мало осталось.
- Так женись на еноте! Видишь, шкура ещё дышит. Какая в принципе тебе разница – всё равно весь сюжет через жопу развивается. А я клянусь разделить с тобой все беды и радости, увлечения и злоупотребления и стать верным советником в деле обхождения с этим зверем заморским!
Нихулай задумался. Ему отчаянно хотелось пострелять из лука , пальцы чесались. Но, вспомнив что лук забыл дома, скрипя грифелем согласился, и после заключения брачного контракта начал он не чаять души в еноте, а тот в нём. И жили они верлибр в верлибр, ямб в хорей, виски в рюмку пока не стёрся последний карандашный огрызок о пламенный папирус безвозвратно утерянного благоразумия.
А великий древнесказочный поэт Пофигетыч, весело насвистывая незатейливый мотив, отправился довершать свои подвиги согласно утверждённого на внеочередном съезде политбюро списку.