Детство

Владимир Чугай
             
       Босоногое детство, далекое детство.
       Веселой беззаботной была детвора.
       Помню я свято рождения место.
       Давно это было, это было вчера.

       Душа хмелеет от любви
       К далеким босоногим временам.
       - Память, - воспоминания зови!
       Они с годами все ближе нам.

          Мать моя переселенка. В апреле 1941 года дедушка всей семьей переехал в Приморский край, село Хвалынка Спасского района. До этого они жили на Украине не далеко от границы в с. Кружкивцы. Немцы вошли в село на третий день начала войны и вскоре сожгли его. Село Хвалынка было крупным селением. Оно застраивалось переселенцами с  начала XX века  по городскому типу. Прямые улицы, в центре площадь, церковь, в дальнейшем дом культуры и магазин.

Рядом с нашим домом стоял дом тети Нади, маминой старшей сестры. В их семье был тоже Володя, мой одногодок, Толя – старше на два года. Всего у них было пятеро детей: четыре мальчика и девочка.

Дядя Вася, младший брат матери, женившись, жил в доме подальше от нас. У него было тоже  пятеро детей: четыре девочки и мальчик –  Вова, лет на шестнадцать младше меня. Но мои двоюродные братья – Вовы в молодости в разное время трагически погибли.

Первые детские воспоминания, сохранившиеся в моей памяти, относятся к трехлетнему возрасту. Помню три эпизода того далекого времени. Женился дядя Вася,  и я, сидя на заборе, звал людей в гости. Два события связаны с дедушкой, который в тот год умирал от рака горла. Первое, я помню, на русской печи играл с ним и надавил на горло. От боли он оттолкнул меня, и я полетел вниз, а там на мое счастье бабушка сеяла муку, куда я и угодил. Помню, задыхался, мука забила рот и нос. Упади я на пол, может и не писал бы эти строки. Второе – помню гроб, когда выносили дедушку из дома.

Четвертый, а особенно пятый годы жизни запечатлелась в моей памяти куда более ярче и насыщеннее. Но помню только летнее время, когда мы голопузики гуляли на улице. Старшие целый день были в полях, а мы детвора стайками бродили по улицам. Ходили на речку. Ребята постарше под корягами ловили раков, а малышня, как я и помладше, бултыхались на мелководье, лежали на песочке. Любили ходить по толще пыли, которая была на проезжей части улицы в жаркую погоду. Игрушек мы, в те послевоенные годы, не  знали. Единственной игрушкой были рогатки.

Обед, я помню, мне оставляли в тени на высоком пне, чтобы не забралась кошка. Одно время определили меня в детский сад. Но гулять там почему-то ходили, держась рукой за веревку, и шли друг за другом. Мне наступали сзади на пятки, я наступал впереди идущему. И я сбежал оттуда. Вольной птице не сидится в клетке.

Мать в годы войны работала трактористкой. Ее в раннем детстве я мало помню. Как-то уходя на работу, она дала мне баночку и попросила собрать гусениц с капусты, пообещав вечером пожарить их к ужину. Я целый день старался из всех сил и огорчился, набрав всего половину баночки. Вечера я ждал с нетерпением. Но какое же было разочарование, когда я узнал, что гусениц не едят.

Больше сохранилась в памяти воспитательная роль бабушки. Как-то вечером, когда коровы возвращались с пастбища, я решил пообщаться с одной из них, проходившей у калитки. Не поняв моих  наилучших побуждений, она, нагнув голову, подцепила меня на рога и, подняв голову, ловко забросила на спину. Оттуда я скатился на землю. Этот момент я помню хорошо, мне стало страшно, что приземление может быть болезненным. Каким оно было не помню, похоже удачным. Но бабушку помню хорошо. Она встретила меня возле калитки с хворостиной.

Любили мы дети, лежа на спине переворачиваться – со спины на живот и так далее, соревнуясь, кто дальше и быстрее. Я как-то перекатился через свежий коровяк, весь испачкавшись. Дома ждала меня бдительная бабушка с хворостиной.

Бог любит троицу. Мальчик, постарше меня, позвал пойти к его отцу в поле. Шли мы долго. По дороге иногда проходили машины, мы прятались в кустах. Домой отец мальчика доставил меня поздно, уже темнело. Бабушка была на месте и ждала меня с хворостиной.

Помню, это было летом, дважды на телеге возили меня в церковь крестить. Но я так и остался не крещенным. Я падал в обморок, так как передо мной появлялось видение огромной высокой водной лавины, накатывающейся на меня. Это кошмарное видение преследовало меня во снах вплоть до шестого класса. Затем вторая бабушка, мать отца, что-то пошептав мне, заявила, что это была порча, которую она сняла. Кошмарные сны в дальнейшем прекратились. Самое необъяснимое,  как в детской голове, не видевшей моря, могло появиться видение огромной морской волны. Такую волну я видел уже в зрелом возрасте в фильмах о цунами. А крестился я уже после шестидесяти лет.

В те годы я рос без отца и был, как говорили, сорви голова. Недалеко от дома в саду располагалась пасека, где дядя Ваня был пчеловодом. Сад был огорожен забором, сверху колючая проволока. Я умудрялся через этот забор лазить к дяде Ване за медом. Как-то покусали меня пчелы, лежал без сознания. Но зато после этого пчелы признали меня, и их укусы были не страшнее комариных.

Вскоре дядя Ваня стал появляться у нас дома, и я стал звать его папой. Осенью наша семья, поскольку папа был пчеловодом, переехала на новое место жительства, километрах в сорока от села. Новый дом стоял в глухом лесу.  Невдалеке жил еще один пчеловод, у которого была дочь, моя сверстница - Люда. На пасеках, нашей  и соседа, было почти по сто ульев.

 У соседской дочери Люды зимой был день рождения, шесть лет, у меня тогда было чуть меньше. Мать, положив носовой платок в полевую сумку отца, отправила меня поздравить девочку. После торжественных речей и обмена любезностями отец Люды, пригласив меня к столу, налил по стакану медовухи:
- Давай, сынок, выпьем за дочку.
Медовуху, скажу, пчеловоды могли делать на славу. Выпили:
- А теперь, сынок, бегом домой.
Я успел добежать, зашел в дом и мертвецки пьяный упал на пол.

Наступила весна, снег растаял, зазеленела травка. Как-то ночью я проснулся от детского плача. Родилась моя сестренка – Галя.

Двум большим пасекам пчел на небольшой территории места было недостаточно, и мы летом переехали в другое жилье в полутора километрах от прежнего. Ближайший населенный пункт был километрах в пятнадцати от нас. Надо было пройти пешком пару километров до трассы, поймать грузовую машину, чтобы доехать до поселка, в котором был магазин.

 Жили в значительной мере натуральным хозяйством. Хлеб мать пекла сама. Картофель, огурцы, помидоры тоже выращивали. Свинья, куры, а значит  мясо и яйца - свои. Пища скромная, но натуральная. Соль покупали. Одежду частично тоже сами шили. Отец шил тапочки,  сапоги и ичиги (сапоги на меху) для зимы. Мать шила рубашки и брюки. Мне кто-то сплел лапти, хотя летом я в основном ходил босиком.

Отец также занимался охотой. Зимой охотился на белок, выделывал шкуры и сдавал за оплату. Как-то раз отец поймал зайчонка, у которого была повреждена лапка. Зайчонок несколько дней жил в доме, прячась где-нибудь в темном углу. Мои попытки поймать его и поиграть не увенчались успехом.

Иногда к отцу приезжали люди из потребкооперации, забирали мед и пушнину, привозили расходные материалы для пчеловодства. Отец угощал их медовухой и квасом из березового сока. Хорош был сок.

         Мне исполнилось семь, потом восемь лет. Я уже заметно помогал по хозяйству. Пилил с отцом дрова, ходил за водой к ручью, который протекал в овраге недалеко от дома. Зимой, когда ручей перемерзал, лед рубил топориком и приносил в дом  в ведре куски льда. Но больше всего мне нравилось помогать отцу при откачке меда. Я таскал рамки с медом к центрифуге, крутил ее. Укусы пчел мне не мешали. А вот у сестренки Гали на месте укусов пчелы появлялась большая опухоль, поэтому ее оберегали от пчел.

Мед я любил потреблять в больших количествах. Его наливали мне в чашку, давали ломоть хлеба и я лакомился. Когда летом были помидоры и огурцы, я с ними поглощал мед. Зимой ел его с солеными огурцами и помидорами.

 Игрушек у меня не было, друзей тоже. Я был предоставлен сам себе. Любил ходить по лесу, не заходя далеко от дома. В лесу водились медведи и нередко забредали на пасеку. Об их появлении в ночное время предупреждал верный пес Дружок, заливаясь громким лаем. Отец брал ружье, выходил на улицу и стрелял в воздух. Медведей надо было отпугивать, чтобы не повредили пчелиные ульи. А утром отец водил меня показывать медвежьи следы. Слушая разговоры старших,  я понял, что медведей надо опасаться. Но сами они на людей не нападают, а услышав их разговор, уходят. Поэтому гуляя по лесу, я пел как можно громче. Когда я уже повзрослел, мать, улыбаясь, рассказывала о моих песнях, и как все звери со страху разбегались.              И змей я не опасался, хотя их было много. Нередко приходилось видеть, как Дружок нападал на них вблизи от дома. Меня поражала реакция, с которой он хватал змею зубами и мгновенно отскакивал в сторону. Схватка заканчивалась победой Дружка, он буквально загрызал змею.

Летом любил лежать на спине и смотреть в небо, как плывут облака. Часами сидел у ручья, источника питьевой воды, слушая его тихое журчание, наблюдал за различными мелкими жучками, живущими в воде.

В школу я пошел с восьми лет после завершения строительства дома на окраине города Спасска – Дальнего. В него мы переселились из тайги в конце августа. Мать пошла со мной в город, чтобы купить все необходимое для школы. Одичавший за три года жизни в тайге, я удивлением озирался по сторонам. Мы подошли к переходу через железную дорогу. И вдруг я увидел, как что-то огромное и черное мчится в нашу сторону. Из трубы валил дым, внизу – клубы пара. Но, когда эта огромная черная махина загудела, я, не боявшийся пчел, змей и медведей, обезумев от страха, со всех ног бросился бежать. Мать с трудом отыскала меня.

И вот я школьник. Школа была маленькая, состояла из двух помещений и учительской. В первую смену учились первый и второй классы, во вторую – третий и четвертый. Первая учительница, Вера Ивановна, запомнилась на всю жизнь. Кроме обучения предметам, она приучала нас правильно сидеть с прямой осанкой. Проходя между рядами, она, молча легонько касалась спины сутулившихся. Дети невольно выпрямлялись.

Со мной на первых порах было намного сложнее. Я уже неплохо читал, и мне было неинтересно слушать названия букв, чтение по слогам. Чтобы не скучать, я вертелся, девочек дергал за косы. Вера Ивановна нашла для меня другое место – ставила в угол, да к тому же лицом к стене, чтобы не корчил рожицы и не отвлекал детей.

Кончилась первая четверть. Мать пришла с родительского собрания и со слезами стала рассказывать отцу о моем поведении:
 - Я же хорошо училась, думала, сынок будет не хуже учиться, а тут вон что получается.

Началась вторая четверть. Как-то, может быть устав от шалостей, я услышал   вопрос по арифметике, заданный Верой Ивановной, поднял руку и ответил. Так я получил первую пятерку. Мне это так понравилось, что я тот же час, исправился. Вторую четверть и первый класс я закончил с отличием, восемь классов и мореходное училище – тоже с отличием. За все эти годы я получил три двойки, в четвертом, шестом и восьмом классе. Любил математику, алгебру, геометрию, физику. До половины ночи мог решать задачки. Недолюбливал литературу. Потому, наверное, и пишу неинтересно.
 
                Декабрь  2015