на смерть Блока
Он уверял, что отравленье – слухи,
Хотя в кремлевской замкнутой стране
Кудесничали горские старухи,
Топя буквально истину в вине.
Он жил отравлен – и не только ядом:
Его всю жизнь кусали, словно гнус,
Кто был далеким, хотя жил с ним рядом,
Кто в приживалках числился у муз.
Его молчанье прозвучало громче,
Чем боль, которой Русь отозвалась, –
И этим не пришелся стае волчьей –
Она в отместку по нему прошлась.