Как злобится больное предвесенье…
собачьей стаей… ладится куснуть.
И кажется, что нет ни в чем спасенья:
в глазах у всех – зима, и выше – муть.
И улицы темны и неопрятны,
дома дремотны, мёртвы дерева…
Наверное, на солнце снова пятна…
и мир – еще не мир… слова… слова…
Они теснятся, строятся по росту,
собою замещая пустоту,
и где-то там, внутри, легко и просто
приращивают голову к хвосту –
начало и финал обозначают…
строки, весны… всей жизни, наконец.
И полнят смыслом звуки и молчанья,
определяя, кто им здесь творец…
а кто – никто… прохожий посторонний,
попутчик в прах продувшейся зимы…
в ком слово человечье, как воронье –
чернеет послевкусьем сулемы…
не отличить… что вящей, что нетребней -
молчать над стаей? Плакаться в тетрадь?
Искать в себе самой слова молебна?
Чужой молитвой мелочно играть?
Февраль метелит старые афиши,
швыряет в белый свет несвежий снег…
А стая слов становится всё тише,
дробясь на звуки "ятей" и "омег"…