"Ксанф, сын Лагорина, прощай!
Странник, скрываю собою я Ксанфа..."
(античная эпитафия, пер. К.М. Колобовой)
Ксанф, сын Лагорина, прощай! Ветер с моря неистов,
Он рвет окантовку плюща, теребит кипарисы,
Вдоль мокрых раскопов бродя, причитает, как нищий,
И виснут покровы дождя над стеной городища.
Нить смерти твоей заплелась в буквах древних надгробий,
Плач их не смолкает, струясь в каждом выбитом слове.
Твой челн в стылых водах скользит, шлем над бровью расколот.
Плеск, тьма, переправа в Аид, медный привкус обола.
Нет дат, имен и примет, даже памяти боя:
Вечность ты в походной суме ныне носишь с собою.
Кто ты? Уплываешь куда? Смолкли чаячьи стоны.
Смертью отливает вода - мертвым блеском флакона.
Глушит свод пещер тишиной, не оставив слезе и
Всхлипа. Только рядом со мной плачет камень в музее,
Давший мне в детстве урок: мы всегда - над обрывом,
Платим тени смертной оброк. Эти долы и нивы
Здесь лишь, припадая к шитью, прикрывают прореху.
Ксанф, был ты отважен в бою, как положено греку.
Горд, прям, и стоял как стена: эллинское – свободно!
Смотрит в пустоту из челна тень – бледна и бесплотна.
Песнь - не Гесиод, не Гомер: сирый плач над убитым.
Льдинка из летейских пещер, острый скол сталактита
Есть в сердце - призрачный блеск асфоделей долины.
Плачет над тобой Херсонес. Спи, сын Лагорина.