Вся в речах я бесполезна:
грехи в сердце принесла...
Но однажды так беспечно,
сон чудесный обрела.
Шла душой неторопливой,
рассмотреть же помогла
Мне наивность терпеливо,
как вершилась казнь тогда.
А душа-то по Божьи красива!
Такая маленькая ещё пока;
Нет, лет одиннадцать ей было,
цвета розовой пудры атлас.
Платьице на ней нежное видела. Созерцаемая чистота...
Прямо в пол — придлинное;
Белым фартуком подпоясана,
не босая я шла по кирпичам.
В Иерусалиме никогда не была,
но окрестности пейзаж
Вдруг увидела ясно душа:
улочки узкие и дома,
Словно солнцем выбеленные,
незримо для торжества.
Стрелки редких кипарисов,
шёпот виноградника.
Девочку мама за ручку вела.
И все на слезах, спешили.
Подгоняли воины людей ворча,
над Голгофой тучи входили
В знойные горячие ветра,
так, что мне не позабыли
Показать, что сильная жара
всех людей изнуряла от зла.
Не могу всю ту боль из сердца дать,
как душа моя усмотрела,
Что распятые, свесив голова,
от жары пить ужасно хотели.
Среди них на сияющем Кресте
за людей Господь страдал,
Слёз людских тогда (их поток)
от следов на щеках замирал.
Значит это и чистая правда,
что не все людские сердца
Ослепли в то страстное время,
что увидела ясно я!
Так люди сожалели и рыдали,
жестока рабская их судьба...
Да, не все ведь Бога распинали,
подтверждаю очевидно вам!
Помню, как крепко Ангела рука
меня, как мать держала.
Помню, как скрылось солнце с глаз:
солнечная ночь его застала!
Разверзлась от эха земля,
и было всему начало...
Страшного Божьего Суда,
и всех так было жалко!