Пили водку. Звучал Окуджава.
Плыл троллейбус под звуки винила.
Он сидел от неё где-то справа
и молчал, а она говорила
про детдом, про конфеты-липучки,
про казённые кофты из шерсти,
про пакет драгоценной шипучки.
Он ловил в каждом маленьком жесте
хоть намёк на девчонку-пацанку
из детдома под номером девять.
Нет, теперь в ней живёт парижанка,
в этой дивной, пленительной деве.
Он не ждал ни звонка, ни сюрприза,
он прошёл девять жизней привычно,
как-то тихо прошёл, без капризов,
но нечаянность встречи обычной
в наши дни... В этот город Калугу
друг позвал на свою годовщину.
За столом, метрах в трёх друг от друга -
просто женщина. Просто мужчина,
кто дарил ей когда-то шипучку
и пломбир покупал свеже-летний,
и сжимал ее детскую ручку,
как мужик десяти с лишним летний.
А потом на сто тысяч осколков
разлетелся детдомовский адрес.
Нет, она не жалела нисколько -
раскрывался приветливо атлас
на уютной французской столице -
домом стал самый центр Парижа,
перед нею мелькали страницы,
где она - на огромной афише -
манекенщица, дива, красотка,
эталон косметической фирмы,
всё своё: дом, водитель и лодка,
то рекламу снимает, то фильмы.
Муж - большой режиссер, дети, внуки,
сочиняет мелодии, вирши.
... Он увидел лицо её, руки,
смех её, он остался таким же
переливчатым, низким (нет краше),
из любимого звукоальбома.
Он не знал, как сказать ей: "Наташа,
это я, тот чудак из детдома".
Ясно же, что не вспомнит, не надо
бередить незашитые раны.
Как идёт ей губная помада,
на лице - ни морщин, ни изъяна.
... Здесь должна быть история века,
как Париж променяла Наташа
из огромной любви к человеку
на Калугу. И все репортажи
о событии этом заметном
заполняют собою страницы
черно-белых газет - с многоцветным -
там, где "пары" счастливые лица.
Но она, в разговоре о чём-то
повернула лицо и замолкла.
Он увидел девчоночью чёлку,
он смотрел, как скользила заколка,
как смотрела французская дама
Натали, как дышала неровно,
как сказала она: "Мелодрамы
быть должны в наше время бескровны".
Не моргая и выдержав взглядом
бесконечно огромную вечность,
откусила кусок шоколада
и слегка наиграла беспечность.
А чуть позже, в Париже манящем,
завертелась планида по кругу,
но она вспоминала всё чаще
юбилей и чужую Калугу,
и того, кто сидел где-то справа
и молчал, а она говорила.
Пили водку. Звучал Окуджава.
Плыл троллейбус под звуки винила.
© Валерия Коренная
Видео из цикла "Пишу и говорю" - https://www.youtube.com/watch?v=eGA30wLjIjg&t=11s