Часть четвёртая
Операция по захвату языка прошла молниеносно... Немцы даже не успели сообразить, что происходит. Двух немецких солдат, оглушенных и с кляпом во рту, перекинули через плетень в чей-то ближайший огород. Высокого немецкого офицера, которого Микола Дубицкий погладил огромным кулаком по голове, тоже с кляпом во рту, потащили волоком к лесу. Фашист оказался весьма здоровым, упитанным мужиком. Хоть и получил тяжёлый удар Миколы,но быстро очухался.
– Вот гад, – шепнул Микола, – от моего кулака ещё никто так сразу не очухивался. Видно, эта раскормленная свинья хочет, чтобы я второй раз кулаком двинул ему в морду. Сейчас, с большим удовольствием исполню его желание.
Терехов рассерженно шепнул:
– Микола, не смей больше трогать языка: ударишь второй раз, он коньки отбросит. Сам подумай, зачем он тогда дохлым штабу будет нужен?
А в это время фашист стал буйствовать: мычать во всю глотку, дрыгать ногами, отбиваться ими от разведчиков. На его мычание и возню отреагировали местные собаки. Поднялся лай, ситуация стала непредсказуемой, на шум могли выскочить немцы. Владимир Алексеевич шёпотом отдал приказ:
– Бойцы, быстро возьмите пленного за руки и за ноги и, что есть духу, мчитесь с ним к небольшим болотцам, граничащим с лесом.
Офицер во время тряски от бега почему-то притих, даже мычать перестал. Наверное, понял, что бесноваться уже поздно. Добежали до болота, кинули фашиста на землю и решили передохнуть. Вдруг Клим Коваленок, сидевший рядом с языком, потянул носом и презрительно процедил сквозь зубы:
– Братцы, немец-то, по-моему, в штаны наложил, вонь от него идёт невыносимая. Я его к себе на плечо закидывать не стану, ещё не хватало дерьмом измазаться.
Следует сказать, когда разведчики переходили болотца, то по очереди тащили языка на плече. При волочении пленный мог захлебнуться болотной жижей, или получить порцию яда от змеи, которых в болотцах было предостаточно. Главный цыкнул на Клима и негромко сказал:
– Ишь, Ковалёнок, какой ты прыткий стал! Хочешь, чтобы фриц утонул, а ещё хуже: умер от укуса змеи? Они ранней осенью во всю ползают по болотам, ищут место для спячки, гор то здесь нет. Укусит, и конец добытому языку.
Вот, если бы немчура ужа принял за змею... Давайте, найдем ужа, засунем фашисту за пазуху. Уколем чем-нибудь и скажем, что его укусила ядовитая змея. Он тогда сам жирный зад растрясёт, вперёд нас помчится, чтобы заполучить вакцину-противоядие.
– Думаю, что вы, товарищ командир, правы. Побежит, как миленький, – согласился с начальством присмиревший Клим. – Видно по его животу с семимесячной беременностью, что этот боров сильно любит жизнь, а особенно пожрать. Где вот только ужа найти? Вместо него и змею схватить можно, цапнет в темноте стерва за палец, сам концы отбросишь.
Выслушав слова командира и Клима, я подумал:" Мысль, пришедшая командиру об уже, действительно, дельная". И тут меня осенило:
– Зачем ужа искать? Когда Горыныч, ставший моим талисманом-оберегом, всегда со мной. Он и сейчас находится под рубашкой. Знаю, мой друг точно заставит бежать немца в отряд вприпрыжку.
Ничего никому не сказал, немного отошел от товарищей в сторону. Незаметно достал чучело, затем вернулся к отдыхающим разведчикам и мычащему немцу. Китель его расстегнулся, шея оголилась, просто замечательная мишень для моего змея.
– Ну держись, фашистский приспешник, сейчас примешь от нас с Горынычем подарочек, проверим твою смелость! – шёпотом произнёс я.
Прикинул план действия, встал сзади немца по правую сторону. Оглянулся по сторонам: увидел, что ни разведчики, ни фриц на меня не смотрят. Резко размахнулся и бросил чучело пленному фашисту на шею. Затем подёргал за невидимую никому леску, и Горыныч под её действиями заползал по телу толстяка. Немного поёрзав по жирной шее, провалился ему на грудь.
Голова змеи касалась тела немца, царапала ему кожу двумя мнимыми острыми зубами до крови. Капризный фриц на мгновение замер... Затем вскочил на колени,(ноги его были связаны), выпучил глаза и замычал так, что разбудил уток, отдыхающих в болотной заводи, перед отлетом на юг. Я быстро подскочил к пленному, пошарил правой рукой по вспотевшим от страха шее и груди и выхватил Горыныча. Крепко держа в руках извивающуюся гадюку, поднёс её к самому носу немца.
– Змея! Змея! – схватившись в ужасе левой рукой за голову, – воскликнул я!..
И тут же, сделал вид, что борюсь со змеей. Потом нечаянно выронил её из рук, чтобы поймать болотного гада, побежал за ним. Отбежал метров семь от сидящих разведчиков, опустился на колени и стал искать "ядовитую тварь" в траве. В тоже время леской незаметно подтягивал чучело к себе. Когда Горыныч оказался у моих ног, быстро свернул его в клубок и спрятал в глубокий карман брюк. Возвратился назад и показал перепуганному насмерть немцу пустые руки. Сделал трагическое лицо и сказал:
– Всё, фриц, баста!
Изобразил ему двумя согнутыми пальцами укус змеи на шее, добавил на немецком языке:
– Ales kaput!
Подозвал взмахом руки к себе Глеба Терешко, хорошо знающего немецкий язык:
– Глеб, скажи трусливому фашисту, что ему следует бежать бегом к нам в партизанский лагерь, чтобы там ввели противоядие, иначе умрёт.
Разведчики, видевшие мои манипуляции со змеей, застыли от изумления. Молча смотрели то на меня, то на пленного и ничего не понимали. Офицер дослушал перевод Глеба до конца, и в ответ громко замычал, давая понять, что хочет говорить. Командир подошёл к Глебу:
– Терешко, вытащи у немца кляп изо рта, пусть скажет, чего он хочет, но предупреди, если будет орать, кляп вернём на место.
Позеленевший от страха фашист, заикаясь, брызгая слюной, заговорил на ломаном русском языке в перемежку с немецким:
– Лядно, лядно! Гут, гут, я сам пойду, только надо идти очень бистро - шнель, шнель!
Продолжение следует...